Джозеф Антон. Мемуары

Затем – опять жизнь в гостиницах, которые содержали отставные полицейские (выбор таких вариантов оказался богатым): сначала в Истоне, графство Дорсет, потом в Солкоме, графство Девон. Вид в Девоне открывался превосходный: внизу – Солкомский залив, освещенный солнцем, с плывущими по нему парусниками, вверху – кружащие чайки. Билл трудился над тем, чтобы снять ему дом в Эссексе. “Дай мне несколько дней”, – сказал он.

Его друг Нуруддин Фарах предложил стать посредником между ним и исламским интеллектуалом Али Мазруи, чтобы попытаться выйти из тупика, возникшего из-за фетвы. “Хорошо, – сказал он Нуруддину, – но я не собираюсь ни извиняться, ни изымать книгу”. Через некоторое время Нуруддин признал, что попытка не удалась: “Они требуют больше, чем ты согласен им дать”. За годы фетвы к нему еще не раз будут обращаться люди, утверждающие, что у них есть “особые каналы”, благодаря которым проблему можно решить, и предлагающие свое посредничество. В числе прочих – пакистанец Шейх Матин, обратившийся к Эндрю в Нью-Йорке, и британско-иранский бизнесмен сэр Дэвид Эллайенс. Неизменно эти попытки оканчивались ничем.

Позвонил Билл и сообщил новость, которая его, Билла, наполовину позабавила, наполовину взбесила.

– Твое стихотворение, – сказал он. – Брадфордский совет мечетей хочет, чтобы его запретили.

В последнем номере журнал “Гранта”, в нарушение своего правила не печатать поэзию, опубликовал его стихотворение о том, какие чувства он испытывает, под названием “6 марта 1989 года”. Оно заканчивалось строчками, подтверждающими его решимость

не умолкать. Петь, беснованью вопреки,
петь (хоть мечты и гибнут в облаке тоски)
хвалу всем бабочкам, надетым на штыки.

“Ты не хочешь со мной жить, потому что я писательница, – сказала Мэриан в последнем из сообщений, надиктованных на автоответчик. – Но у тебя нет монополии на талант”. Она хотела опубликовать свой рассказ Croeso i Gymru о том, как они “были в бегах в Уэльсе”. И написать про бомбу перед магазином “Либерти”.

Телефон был для него источником жизни, но порой он приносил неприятные новости. Из Дели позвонила Анита Десаи[94]. Она была угнетена тем, какими “отгороженными друг от друга” стали люди. Она побывала в гостях у подруги – продюсера Шамы Хабибуллы, – и там была семидесятишестилетняя мать Шамы Атья Хосейн, видная писательница, автор книги “Солнечный свет на разбитой колонне” и некогда приятельница его матери. Атья пожаловалась, что из-за истории с “Шайтанскими аятами” у нее много неприятностей. “В моем возрасте это несправедливо”, – сказала она.

Он постоянно поддерживал связь с Эндрю и Гиллоном. Отношения с “Вайкинг – Пенгуин” стремительно портились. Встал вопрос об издании “Шайтанских аятов” в мягкой обложке, и похоже было, что Питер Майер ищет способа отказаться от этого. Эндрю и Гиллон просили Майера организовать личную встречу, и он ответил, что любая такая встреча может состояться только в присутствии Мартина Гарбуса – юриста издательства “Пенгуин”. Это было ново: оказывается, встреча автора и издателя – этого автора и этого издателя – возможна только при участии юриста. Это показывало, насколько широка стала трещина.

Он позвонил Тони Лейси, старшему редактору британского филиала “Вайкинга”, и Тони постарался его успокоить: мол, все будет в порядке. Он позвонил Питеру Майеру, и разговор с издателем успокоения не принес. Он сказал Питеру, что говорил с сотрудниками Особого отдела и их совет состоял в том, что безопаснее всего – безопаснее всего — будет действовать обычным порядком. Любое отклонение от нормального поведения противники книги воспримут как признак слабости, что побудит их броситься в атаку с удвоенной яростью. Если нормальная издательская практика состоит в том, чтобы через девять месяцев или год после издания книги в твердом переплете выпускать ее в мягкой обложке, так надо поступить и сейчас. “Нам дают другие советы по части безопасности”, – сказал на это Питер Майер.

Они оба понимали: для того чтобы книга оставалась в печати, дешевое издание в мягкой обложке играет ключевую роль. Если такого издания нет, наступает момент, когда книга в твердом переплете перестает продаваться и исчезает из магазинов. В отсутствие дешевого издания роман, по существу, будет изъят из продажи. Кампания против него увенчается успехом. “Вы знаете, за что мы боремся, – сказал он Майеру. – Это долгая борьба. Итак, если подытожить: будете вы печатать мягкую обложку или нет? Да или нет?” – “Это варварский подход, – ответил Майер. – Я не могу мыслить в таких терминах”.