Джозеф Антон. Мемуары

Что бы ни говорили, ты – фальшивка. Переход от 1999-го к 2000 году был бы началом нового тысячелетия лишь в том случае, если бы перед первым годом от Рождества Христова шел нулевой, но, поскольку такового не было, два тысячелетия миновали лишь к концу двухтысячного года, а не к его началу. Колокола, фейерверки, уличные празднества – все это опередило события на год. Подлинный переходный момент нам еще предстояло пережить. И, поскольку я шлю тебе это послание со своего места в будущем – с места этакого всезнайки, – могу сказать со всей ответственностью: если принять во внимание выборы в США в ноябре 2000 года и последующие известные сентябрьские события 2001 года, становится ясно, что настоящая перемена произошла через год после той фальшивой даты.

В крещенский сочельник, всего через две недели после того, как Элизабет возила Милана “к бабушке”, Кэрол Нибб совершила попытку самоубийства, оставив записки, адресованные нескольким людям, включая Элизабет. Она писала, что не верит в лечение и предпочитает “со всем покончить”. Она осталась жива: доза морфия оказалась недостаточной. Ее муж Брайан разбудил ее, и, хотя она сказала, что он напрасно это сделал, она, вероятно, очнулась бы в любом случае. Теперь из-за своего состояния, в котором ее могла убить малейшая инфекция, она лежала в изоляторе. Уровень лейкоцитов у нее опустился до двух (при норме двенадцать), эритроцитов в крови тоже было очень мало. Химиотерапия имела очень тяжелые последствия. Брайан позвонил Канти Раи, лечившему Эдварда Саида, и тот подтвердил, что в Америке есть другие методы лечения, но сказал, что не может поручиться за их более высокую эффективность в ее случае. Попытка Кэрол покончить с собой потрясла Элизабет. “Она была для меня такой прочной опорой, – сказала она и потом добавила: – Но в каком-то смысле я после смерти матери сама была для себя главной опорой”. Он обнял ее, чтобы утешить, и она начала: “А ты все еще…” – но оборвала фразу и вышла из комнаты. Его как ножом резануло по сердцу.

Потом был день ее рождения, и он устроил для нее, Зафара и пятерых ее ближайших друзей ужин в “Плюще”. Но, когда вернулись домой, она устроила выяснение отношений и потребовала, чтобы он сказал, что собирается делать. Он заговорил о борьбе между ее желанием иметь еще детей и его желанием жить в Нью-Йорке, о разрушительном воздействии этой борьбы и впервые произнес слово развод.