Джульетта

— Понимаешь, Джульетта, — объяснила она, когда мы вместе вышли из терминала, катя в тележке одинокую сумочку Евы-Марии. — Пятьдесят процентов они видят, а остальные пятьдесят процентов им кажется, что они видят. А! — Она возбужденно замахала черному седану с работающим мотором, занявшему полосу для пожарных машин. — Вот и он! Прекрасный автомобиль, правда? — Она ткнула меня локтем и подмигнула: — Новая модель.

— Вот как? — вежливо сказала я. Машины никогда не были моей страстью, в основном потому, что к машине, как правило, прилагался парень. Дженис с ходу определила бы марку и модель и внесла бы в список дел непременно переспать с владельцем тачки, припарковавшись где-нибудь в живописном местечке на побережье Амальфи. Нет нужды говорить, что ее список дел радикально отличался от моего. Ничуть не задетая моим равнодушием, Ева-Мария притянула меня поближе и прошептала на ухо:

— Ничего не говори, я хочу сделать сюрприз. О, ну какой кс он у меня красавец! — Она воркующе засмеялась и повела меня к машине: — Чао, Сандро!

Молодой человек обошел седан, чтобы нас приветствовать.

— Чао, madrina ! — Он расцеловал крестную мать в обе щеки и без возражений вытерпел поглаживание по густым верным волосам. — Bentornata!

Ева-Мария сказала правду. Ее крестник был убийственно хорош собой, и хотя меня вряд ли можно считать авторитетным источником в отношении типичного поведения женщин, думаю, при виде него женщины падали штабелями.

— Алессандро, я хочу тебя познакомить. — Было заметно, какого труда бедной женщине стоит сдержать ликование. — Это моя новая подруга, мы познакомились в самолете. Ее зовут… Джульетта Толомеи, представляешь?!

Алессандро заинтересованно посмотрел на меня глазами цвета сушеного розмарина, от которых Дженис заплясала бы румбу по всему дому, извиваясь в нижнем белье и подвывая в импровизированный микрофон из щетки для волос.

— Чао! — сказала я, соображая, уж не поцелует ли он и меня заодно.

Не поцеловал. Оглядев мои косички, мешковатые бермуды и шлепанцы, Алессандро криво улыбнулся и что-то сказал по-итальянски.

— Извините, я не понимаю по…

Увидев, что непривлекательная американка еще и ни бум-бум по-итальянски, крестник Евы-Марии потерял ко мне всякий интерес. Не повторив по-английски предыдущую фразу, он бросил:

— Багажа нет вообще?

— Куча. Но все отправилось в Верону.

Через пару секунд я уже сидела на заднем сиденье седана рядом с Евой-Марией, и мы мчались по прелестной Флоренции. Убедив себя, что угрюмое молчание Алессандро явилось сугубым следствием плохого знания английского — мне-то что? — я упивалась бурлившим внутри возбуждением. Я снова здесь, в стране, дважды выплюнувшей меня за свои границы, да еще и успешно инфильтрировалась в модный класс. Мне не терпелось позвонить Умберто и обо всем рассказать.

— Ну что, Джульетта, — сказала Ева-Мария, с удобством устроившись на мягком сиденье. — Я буду осторожна и не скажу… слишком многим, кто ты.

— Я? — чуть не засмеялась я. — Я же никто!

— Как так — никто? Ты Толомеи!

— Вы мне только что сказали, что Толомеи жили очень давно.

Ева-Мария коснулась указательным пальцем кончика моего носа:

— Нельзя недооценивать влияние событий, случившихся много времени назад. Это прискорбный недостаток современных мужчин. Советую тебе, гостья из Нового Света, больше слушать и меньше говорить. Здесь родилась твоя душа. Поверь мне, Джульетта, здесь ты встретишь людей, для которых ты значишь очень много.

Я покосилась в зеркало заднего вида и встретилась взглядом с прищуренными глазами Алессандро. Виной тому английский или нет, он явно не разделял симпатии крестной мамы к моей особе, но был слишком хорошо воспитан, чтобы озвучить свое мнение. Поэтому он согласился терпеть мое присутствие в своей новой машине, коль скоро я буду благодарно знать свое место.

— Толомеи, — продолжала Ева-Мария, которую ничуть не заботила очевидная неприязнь ко мне ее крестника, — это одно из самых богатых и влиятельных семейств в истории Сиены. Они были частными банкирами и исконно соперничали с нами, Салимбени, за влияние в городе. Доходило до того, что наши предки поджигали друг другу дома и убивали детей в постелях.

— Так мы были врагами? — поразилась я.

— Еще бы! Смертельными! Ты в судьбу веришь? — Ева-Мария положила руку на мою и легонько сжала. — Я верю. Наши семейства, Толомеи и Салимбени, исстари враждовали, тяжко, кроваво… В средние века мы бы резали друг дружке глотки, как Монтекки с Капулетти. — Она посмотрела на меня в упор: — В двух семьях, равных властностью и славой, И Сиене пышной разгорелся вновь вражды минувших дней раздор кровавый … — знаешь эту пьесу?

Я молча кивнула, слишком взволнованная, чтобы ответить, и Ева-Мария ободряюще похлопала меня по руке.

— Не волнуйся, я уверена, что мы с тобой подружимся и похороним, наконец, эту старую распрю. Вот почему… — Она вдруг резко подалась вперед: — Сандро! Я рассчитываю, что ты позаботишься о безопасности Джульетты в Сиене! Ты меня слышишь?