Джулия

— Папа говорит, что ты способный и много знаешь, — решила переменить тему Джулия.

— Послушай, детка, мне надо закончить работу и идти домой заниматься. Ты не против, если мы продолжим наш разговор после моих экзаменов?

— Дедушка говорит, что я часто сама не знаю, чего мне хочется. Зато я знаю, что если мне чего-нибудь хочется, то сразу, сейчас. В июле меня здесь не будет, я уеду в Модену.

Гермес отложил топор, взял в руки ее лицо и поцеловал. Для Джулии это было полной неожиданностью.

— Ты не такая, как другие, Джулия, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. — И хотя у тебя распухший нос и красные глаза, ты очень красивая. Ничего, что еще девочка, зато все понимаешь, как взрослая. И еще ты очень милая.

Джулия вспыхнула.

— А ты умеешь вгонять женщин в краску. — В ее улыбающихся глазах стояли слезы, и причиной их на этот раз была вовсе не простуда.

— Жаль, что у меня нет времени на девушек, особенно на таких, как ты.

— А чем я такая особенная?

— Отвлекаешь человека от работы.

— Просто я тебе не нравлюсь.

— Ты мне очень нравишься.

— Докажи!

Гермес склонился к ней, приблизил свои губы к ее губам, и она почувствовала прикосновение его языка. Впервые в жизни ее, пятнадцатилетнюю девочку, целовал мужчина. Целовал по-настоящему, не то что Заира.

— Теперь во мне миллионы твоих вирусов, — со смехом сказал Гермес. — Через два дня я буду чихать, как и ты. Довольна?

— Гермес, ты чудо! — прошептала Джулия.

Красноносая, со слезящимися глазами и гнусавым от насморка голосом, она чувствовала себя в эту минуту самой счастливой и самой красивой на свете — ведь она нравилась такому замечательному парню!

— Иди в дом, здесь холодно, — заботливо сказал Гермес и направился к дереву, а Джулия опрометью бросилась в свою комнату и заперлась изнутри. Ей надо было побыть одной, еще раз вспомнить и прочувствовать то, что с ней случилось, — ведь это был ее первый любовный опыт.

Через несколько минут в саду раздался треск — упало срубленное Гермесом дерево.

Глава 2

Ежедневно с пяти до восьми вечера Гермес работал в мясной лавке на улице Беато Анджелико. Хозяин говорил, что у него золотые руки, и за работу платил щедро. Никто, даже он сам, не умел так искусно разделывать мясо, как Гермес. Орудуя тяжелым топором, словно игрушечным, он ловко отрубал ребрышки, грудинку, край, кострец, филей с косточкой, и хозяин только ему доверял оформление витрины. В покупателях недостатка не было, причем многие старались заходить в лавку под вечер, чтобы полюбоваться работой ловкого статного рубщика.

— Послушай, — сказал как-то мясник, — бросай ты к черту свои книги и иди ко мне на постоянную работу.

Он был высокий и худой, этот мясник, усики в стиле Чарли Чаплина выглядели нелепо на его длинном лошадином лице.

— Я только для того и работаю у вас, чтобы покупать книги, и мясником становиться не собираюсь, — ответил ему Гермес.

— А кем ты хочешь стать? — поинтересовался мясник.

— Хирургом.

— А разве у меня ты не по этой специальности работаешь? — В глазах мясника заплясали веселые искры. — Режешь туши, как заправский хирург, и от жалоб пациентов застрахован, не то что в клинике. Я дело говорю, из тебя отличный мясник получится. К тому же, сам знаешь, я бездетный, когда-нибудь лавка к тебе перейдет. Чем плохо?

По возрасту этот человек вполне мог годиться Гермесу в отцы, хотя внешнего сходства между ними не было. Если рассуждать здраво, для парня, выросшего в нищете, не такая уж плохая перспектива получить со временем мясную лавку, но Гермеса такое будущее совсем не прельщало. «Сын поденщицы Катерины — владелец магазина!» — подумал про себя Гермес и чуть не рассмеялся.

— Я подумаю, — ответил он хозяину, чтобы прекратить бесполезный разговор.

С того воскресенья Джулия стала ходить за мясом. Она подолгу простаивала у прилавка, словно раздумывала, какой бы выбрать кусок, и пропускала тех, кто стоял сзади. В тот момент, когда Гермес протягивал ей сверток, она ловила его быстрый радостный взгляд, внушавший ей уверенность, что тот воскресный поцелуй не забыт. Дома на улице Тьеполо все было наоборот: приходя заниматься с отцом, он держался с ней так, будто они были едва знакомы. Может быть, его рассеянность объяснялась тем, что он с головой ушел в предстоящие экзамены?

Джулия сама не понимала, что с ней происходит, но ей все время хотелось видеть Гермеса, и она мечтала снова почувствовать на губах вкус его поцелуя, как в то холодное июньское воскресенье.

— Эй, проснись! — Кармен наклонилась к дочери, неподвижно сидящей у окна. Проследив за ее немигающим взглядом, она увидела под глицинией в садике Гермеса, который переводил ее мужу «Анналы» Тацита.

Джулия вздрогнула и залилась краской.

— Что случилось? — встрепенулась она.

— И правда, красивый парень, — заметила Кармен, кладя ей руку на плечо, — но мне кажется, что ему сейчас не до романов. Видишь, как он поглощен занятиями с твоим отцом?

— Может быть, мне отрезать косу и сделать завивку? Или начать красить губы, как Изабелла?