Джулия

На столе в кухне под клетчатой салфеткой Гермес нашел свой ужин. Он снял с супницы перевернутую тарелку и вдохнул запах подгоревшего и уже остывшего супа, который все же лучше бутерброда с колбасой, который он съел всухомятку на работе. Он взял ложку и принялся не спеша есть, не чувствуя вкуса. Он вообще не придавал значения еде — важно было насытиться, а чем — большого значения не имело.

В дверях кухни показалась двадцатичетырехлетняя Диана в халате с растрепанными волосами.

— Как тебе? — спросила она, указывая глазами на суп. — Нравится?

— Вкусно, — ответил Гермес с полным ртом.

Диана была мягкой и доброй девушкой. Она мечтала о прекрасном принце и спала с кем попало.

— Ты ни о чем не хочешь меня спросить? — Голос Гермеса прозвучал громко и сердито.

— Тише, пожалуйста, — испугалась Диана, — разбудишь моего приятеля. — И она посмотрела на дверь в свою комнату.

Гермесу было неприятно думать, что на постели сестры развалился какой-то очередной кобель, который понимает под любовью скотское совокупление.

— Тебе даже не интересно, как прошли похороны? — понизив голос, снова обратился он к сестре.

Катерина ушла из этого мира, а им все равно, будто ее и не было! А ведь она родила их, растила, как могла, воспитывала, как умела. Произведя на свет очередного младенца, она неизменно писала Эрколе: «Какое ты выбрал имя?» И ее муж, большой любитель античной мифологии, перебрав в памяти богов и героев, выносил свой вердикт: Ахилл, Гермес, Диана, Терпсихора. Проведя за решеткой больше лет, чем на свободе, этот неисправимый воришка не отказывался от детей, которых его жена Катерина производила на свет с помощью других мужчин. «Значит, так уж мне на роду написано», — считал он.

— Вот и умерла наша мамочка, — сказала Диана. — Теперь ей уже ничем не поможешь. Мир ее праху.

— Но еще два месяца назад она продолжала гнуть спину, работая на нас! — напомнил сестре Гермес. — И все, между прочим, принимали это, как должное!

— И пила, не просыхая. Прости, Господи, ее грешную душу.

Усталым жестом Диана провела по растрепанным волосам, потом налила вина себе и Гермесу.

— Давай помянем ее, — сказала она.

Они выпили. Сердце Гермеса снова сжалось от жалости к матери, которая навсегда осталась там, на кладбище, в сырой холодной земле.

— Я уезжаю. Пришел забрать вещи, — сказал Гермес, отодвигая от себя пустую тарелку.

— Значит, мы с Ахиллом останемся вдвоем? — В ее голосе Гермес не услышал сожаления, скорее радость, — ведь комната брата будет теперь свободна. — Но ты не вернешься? — осторожно спросила она.

— Нет, я уезжаю отсюда навсегда, но не забывай, что эта квартира по праву принадлежит и Эрколе.

— Ясное дело, — лениво протянула Диана. — Пусть живет, пока снова в тюрьму не загремит. — И добавила уже серьезно: — Не волнуйся, к маминой постели я никого не подпущу.

Гермес достал с антресоли большой рюкзак и принялся собирать вещи.

— Куда же ты переезжаешь? — поинтересовалась сестра.

— Мы с товарищем по работе сняли комнату на Порта Романа, одну на двоих, так дешевле.

— Ты разве работаешь? — удивилась Диана. — И давно ли?

— Давно, — ответил Гермес, продолжая собирать вещи.

— Надеюсь, работа не поденная?

— Нет, постоянная.

Диана мало интересовалась делами брата, поэтому задавала свои вопросы скорее из праздного любопытства. «Каждый за себя, а Господь за всех» — было девизом семьи Корсини.

— А где ты работаешь, если не секрет?

— В больнице. Мою сортиры, подаю лежачим больным судна, убираю посуду и так далее и тому подобное.

В больницу он устроился два месяца назад, когда туда поместили Катерину.

— Неужели тебе нравится такая работа? — искренне удивилась Диана.

— Работа как работа.

— Надо было с отличием кончать школу, чтобы ухватиться за такое местечко! Я думала, ты найдешь себе что-нибудь почище. Пойдешь служить в какую-нибудь контору.

Разве объяснишь Диане, что диплом о классическом образовании не имеет никакого отношения к чиновничьей карьере? Служащему не нужны ни латынь, ни греческий, ни философия с античной литературой, эти предметы лишь фундамент для дальнейшего университетского образования, которое он получит во что бы то ни стало. И хоть он и отличник, а составить по всем правилам деловое письмо или подсчитать доходы фирмы он не сможет, этих навыков он в школе не приобрел. В классический лицей он пошел потому, что еще мальчиком решил стать врачом, — уж очень ему нравился доктор Ронки, живший неподалеку в уютном доме, окруженном садом. Его любили и уважали все окрестные жители. Маленькому Гермесу доктор казался волшебником, он верил, что стоит тому прикоснуться волшебной палочкой к больному, как больной выздоровеет.

— Я поступил в университет, — сообщил он.

— Значит, еще не скоро встанешь на ноги, — вздохнула сестра.

Гермес пропустил замечание Дианы мимо ушей.

— В твоей комнате лежат мои книги, как бы мне взять их?

— Я принесу, кажется, мой приятель уже проснулся, — прислушиваясь, сказала она.

— Я знаю его?

— Не думаю, я с ним недавно.

Диана вынесла брату книги, и он запихнул их в свой рюкзак.

— Ну все, будь здорова, — сказал он и пошел к двери.

— До скорого, — ответила Диана.