Во время ее воздействия рукой температура тела менялась на глазах, что записано на экране термовизора, в чем вы можете убедиться сами. Были и другие опыты. Моя заметка с учетом ваших замечаний также находится у вас на столе. Прошу принять меня по этому поводу.
3 декабря 1982 г.».
Из экспедиции Академии спешу к телефону. И слышу:
– Мне академик Котельников говорил не далее как сегодня, что Джуна ничего не показывает, что отличало бы ее от людей…
Теперь, по истечении нескольких лет, цитируя свои дневниковые записи, я понимаю, что президент, вице-президент и все физики, причастные к начавшейся работе, по всей вероятности, пытались обнаружить дискуссионные «биополя», либо, наоборот, получить скорее подтверждения, что таковых нет и не может быть. Меня же, нефизика, волновало совсем другое: лечит Джуна или нет, засвечивает пленку или нет, экстрасенс или нет, оправданы ли ее притязания или нет, наконец, права ли она и я вместе с ней или нет?! Или правы те, кто твердит о фокусах и шарлатанстве? Вот чем объясняется мое поведение, поступки и слова в споре с таким оппонентом, как президент Академии.
– Но разве греть рукой на расстоянии на несколько градусов каждый может?
Казалось бы, убедительно. Президент не спешил, однако, в подвал лаборатории, где так наглядно наблюдался «эффект Джуны», а собирался в очередную командировку, на сей раз на Урал, пообещав взять в дорогу переданные ему мои материалы и прочитать их в дороге.
Президент уехал.
На следующий день позвонил профессор, как обычно, в полночь, и сделал выговор:
– Ты везде ходишь, говоришь. По-видимому, нас прикроют. Снимки твои гуляют по Москве. Вице-президент в бешенстве. Джуну уволят. Вот к чему все это привело. А президент в ярости. Загубил ты дело. Академики рассказывают анекдоты, видят во всем этом ахинею. Я этим делом больше не занимаюсь. Неужели все кончено?
Но трубку профессор не бросил:
– Потерять все можно быстрее, чем получить. Сегодня все научные дела делаются без шума, – поучал он меня. – Скажи Джуне, чтобы фотопленку уничтожила и никому больше не посылала.
– Приезжайте, но без фотографа!
Чем всех расстроили невинные фотографии? Не успел я прийти в себя от выговоров профессора, как раздался звонок доктора наук:
– Я потратил на это дело два года жизни! Что ты шумишь? Тебе тоже перепадет! Сорвал ты нам эксперимент. Джуна думает, что ей передали компанию ученых. Фотографии действуют на физиков как красный цвет на быка…
И Джуна выдавала на орехи столь же яростно, как и физики:
– Это моя работа, почему они не дают отзыв? Я не старший подопытный кролик, а старший научный сотрудник! Где бумаги? Это моя история, моя жизнь! Да, посланные мною фотографии наделали много шума. Но в руки президенту попали. Он их показывал ближайшим сотрудникам. Не знаю, что им при этом говорил, может быть, старый анекдот про тетушек и дух Льва Толстого.
…Неужели следовало тогда сидеть и ждать, не писать, не фотографировать, не звонить, не добиваться справедливости?… Но каким другим путем изменить общественное мнение, добиться гласности? Другого пути тогда, в конце 1982 года, я не знал.
Ничего о результатах опытов ни испытуемому «старшему научному сотруднику», ни мне, специальному корреспонденту московской газеты, не сообщали, никаких «отзывов» не давали. Молча встречали, молча провожали. Все выглядело так, словно ничего не происходило, вроде бы и эксперименты не проводились, вроде и подвала самого нет, и Джуна в нем ничего особенного не производит. Ну, машет руками, ну радуется, глядя на цветные картинки на термовизоре, как ребенок. Ну и пусть радуется, это ее сугубо личное дело. Молчание, выжидание, какая-то враждебность тяготила до слез.
– Брошу все, уеду, хотят меня уволить, ну и пусть…
В стенах лаборатории физиологов
На следующую пятницу, однако, был назначен третий опыт в подвале, физики просили настойчиво приезжать без фотографа, мол, он мешает чистоте эксперимента, не принято так: «Не нужно шума». Ни доктор наук, ни профессор больше не желали, чтобы я отправлял снимки президенту.
Однако у меня появилось предчувствие – вот-вот истина дорогу себе проложит. Опыты идут, снимки лежат на столе президента, там же текст беседы с «профессором Ю. Васильевым», там же увесистая книга «отзывов». Что-то должно произойти, раз с этими материалами президент познакомился.
Часов в шесть вечера позвонил в Президиум Академии наук СССР. На дворе стемнело, зима в разгаре. На календаре 23 декабря.
– Прочитал я ваши материалы, – тотчас включился в разговор президент. – Приезжайте…
– Когда?
– Сейчас.
– А пустят? Ведь уже трижды приезжал?
– Пустят, – заверил президент.
Через главный вход прошел в здание Президиума АН СССР. Время позднее. У кабинета президента, дверь которого расположена в углу парадного зала бывшего Нескучного дворца, ждут приглашенные на аудиенцию. Зал высокий, залит светом, со старинной массивной мебелью, расписным потолком. Неужели все наяву и Волк в самом деле шагнул через порог царского дворца на прием ко Льву?