Монотонным пением Муса выманивал змей из их гнезд и подзывал к себе. Иногда кобра бросалась на него. Муса мягко отгонял ее своей палочкой. Потом кобра поднималась и пристально смотрела на заклинателя. Муса ждал этого момента. Продолжая напевать, он медленно приближался к змее. Затем опускал руку на землю, и кобра клала свою голову ему на ладонь.
Такие представления могли показывать и другие заклинатели, в том числе главный смотритель Лондонского зоопарка по имени Бадд… Но у старого Мусы были и другие поразительные номера, и их могли повторить лишь немногие заклинатели прошлого и настоящего.
Очертив палочкой круг на песке, Муса сажал туда только что пойманную кобру, и она оставалась в этом круге, как привязанная, до тех пор, пока Муса не отпускал ее. Не спорю, многие могут таким же образом заворожить курицу. Но попробуйте проделать это с коброй! В конце Муса сажал в такой же круг четыре или пять имей и всех завораживал. Зрители хорошо видели, что змеи пытались выбраться из круга, но ни одна не уползала далеко, пока Муса на нее смотрел».
Отношение людей к тому, чего они не могут понять, различно. Но, как и во всем, здесь тоже существуют две крайности. Одних непонятные вещи погружают во мрак беспомощного суеверия. Эти люди теряются перед непознанным и вообще отказываются познавать, предпочитая просто-напросто верить. Верить, и все. Они слишком почтительно умолкают перед непознанным, настолько почтительно, что опускают руки. У людей, принадлежащих к другой крайней позиции, непознанное вызывает скорее не почтение, и досаду. По какой-то причине, которую трудно понять, они вдруг начинают считать себя все познавшими, все превзошедшими. «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда», — говорят они, взяв на вооружение принцип известного чеховского героя.
Трудно сказать, какая из этих позиций хуже. Ведь крайности, как известно, смыкаются. «Этого не может быть…» очень похоже на заклинание суеверных людей от «нечистой силы». А самое главное, что любители этого выражения точно так же опускают руки перед непознанным, как и представители почтительного всеверия. Разгадка обеих позиций проста: ведь давно известно, что опустить руки — самое легкое, для этого даже усилия никакого не нужно, наоборот. Гораздо труднее не открещиваться и не затыкать уши, а попытаться исследовать и понять.
Но вернемся к понятию «тотем» и к животным, которые, я уверен, еще преподнесут нам немало сюрпризов. Биология — наука будущего, она ждет своего Эйнштейна…
Итак, тотемизм предполагает «родственную связь». Но во многих странах, у разных народов почитаются священные животные, не обязательно связанные с культом тотема. В Индии, например, до сих пор считаются священными обезьяны, коровы и многие другие животные, в Египте — скворцы, крокодилы, в Кении — слоны, на Мадагаскаре — лемуры и некоторые птицы, на Шри-Ланка — очковая кобра, в Латинской Америке — попугаи, кошки…
Любопытно, что к тотемам и священным животным относятся не только крупные млекопитающие, птицы, рыбы, рептилии, но даже насекомые. Так, тотем новогвинейского племени астомов — богомол. Его фигурка, вырезанная из дерева, устанавливается на носу каноэ. Пауки тоже удостоились кое-где чести быть тотемами или священными животными. Завсегдатай многих народных песен и сказок Африки — хитрый и находчивый наподобие нашего Петрушки паук Ананси.
Убить животное-тотем или священное животное — все равно что убить родственника или просто хорошего человека. Известен случай, когда юноше, случайно убившему змею, напомнили, что змея — главнейший из тотемов его племени. Бедный юноша настолько перепугался и расстроился, что вскоре умер.
Может быть, именно в этом — в испуге, глубочайшем расстройстве и связанном с ним самовнушении — и кроется загадка тотема?
Что же касается пауков и рассказанной мною истории с зеленым крестовиком, то не пример ли это зачатков возникновения тотемизма? Пауки очень понравились мне своей индивидуальностью, «сообразительностью», фотогеничностью (самих себя и их «произведений» — паутины), некоторой загадочностью. История с Зеленым — простое совпадение, однако именно такие совпадения и запоминаются! Пауков нельзя обижать — это я знал и так, мне было неловко оттого, что я лишил Зеленого единственного его укрытия и как раз перед сильнейшим дождем, да еще вид у него был этакий «мистический», к тому же вечно обиженный. И «наказание» мне — сильнейший радикулит. Значит…