Джунипер. История девочки, которая появилась на свет слишком рано

Ребенок был недоразвит и слаб. Любое лечение обойдется очень дорого. Даже если она выживет, то, вероятно, будет страдать тяжелыми заболеваниями.

Вероятность, что она умрет, несмотря на все усилия, более пятидесяти процентов.

Вероятность, что она либо умрет, либо будет иметь тяжелые проблемы со здоровьем: шестьдесят восемь процентов.

Вероятность, что она либо умрет, либо будет иметь проблемы со здоровьем средней тяжести: восемьдесят процентов.

Существовал шанс, что она выживет и будет относительно здорова, — двадцать процентов. Я представляла, как она сидит в классе коррекции, страдает от астмы и носит очки с толстыми линзами.

Мы купим ей очки в розовой оправе со стразами и скажем, что они клевые.

Я размышляла над этой цифрой: двадцать процентов. Ситуация не казалась мне безнадежной. Однако представьте себе револьвер с барабаном на пять патронов, мысленно поместите в него четыре пули и сыграйте в русскую рулетку. Стали бы вы уповать на шанс в двадцать процентов, если проигрыш лишил бы вас всего, что вам дорого? Станем ли мы подвергать нашу дочь агрессивному лечению, чтобы она смогла жить в специализированном интернате или постоянно находиться на вентиляции легких? Выиграем мы или проиграем? Распадется ли наш брак?

Доктор Жермен самоотверженно консультировал нас, пока мы искали несоответствия в статистике. Он сказал, что девочки выживают чаще мальчиков, но белые младенцы, как наш, справляются хуже темнокожих. Перед родами мне вколют стероиды, чтобы укрепить легкие нашей дочери. Она появится на свет с помощью кесарева сечения, чтобы ее тело не повредилось в родовых путях.

Но мы хотели знать, каковы шансы девочки, чьи хорошие родители будут петь ей песни и читать книжки? Девочки, у которой есть два старших брата, тети, дяди и дружелюбная собака с большими ушами? Девочки, которая дремала внутри меня, чье сердцебиение напоминало нам о том, как хорошо и безопасно ей было там и как неправильно сейчас будет доставать ее на яркий свет и холодный воздух?

Доктор Жермен говорил мягко и неторопливо. Он был умен и старался сделать все возможное. Я хотела, чтобы он помог нам принять решение.

Но ответа на наши вопросы он дать не мог.

«Статистика не имеет значения, — сказал он, — но не в вашем случае».

В моей голове эхом раздавались слова, которые доктор Жермен ни разу не сказал: ее спасение может оказаться самым эгоистичным поступком.

Том: вы бы подарили своему ребенку жизнь, полную страданий?

Врач очень терпеливо беседовал с нами. Опирался ли он на протокол, увиденный им в «PowerPoint»?

Стоя у окна, я видел, как пальмы раскачиваются рядом с больничной парковкой, как по дороге легко проезжают автомобили, чьи владельцы торопятся по своим делам, как над заливом садится солнце, а небо пламенеет. Меня поражало раздражающее спокойствие доктора Жермена.

Он предлагал нам позволить ребенку умереть. Он не говорил об этом прямо, но все было и так понятно. Он предлагал нам убить нашего ребенка.

Келли задавала множество вопросов, лежа в постели. Я был так сосредоточен на том, чтобы успокоиться, что практически не мог говорить. Я никогда не был жестоким. За всю жизнь я дрался только один раз, в седьмом классе, после того как другой ребенок ударил меня хлыстом. Но сейчас от злости у меня напряглась челюсть, а руки сжались в кулаки. Я хотел повалить этого человека и выбить из него всю чертову логику.

Про себя я называл его доктор Иа. Он напоминал мне осла своими печальными глазами, сутулой осанкой и манерой говорить.

Нам нужно было быстро решить, будем ли мы спасать нашу дочь после рождения. Это желательно было сделать тем же вечером, потому что ребенок мог появиться на свет в любую минуту. Доктор сказал, что она родится в течение сорока восьми часов и что нам следует подготовиться.

«Когда вы увидите ее, — сказал он, — вы не сможете трезво принять решение».

Келли: спасение жизни своего ребенка — эгоистичный поступок?

Когда врач вышел, Том сел на край кровати и взял меня за руку. Я чувствовала, как наш ребенок пинается и переворачивается, и сделала бы что угодно, лишь бы спасти ее. Я отдала бы собственную жизнь, пожертвовала своей рукой, только бы у нее появился в запасе еще один месяц. Однако предупреждения врача о возможной инвалидности напугали нас.

А вдруг она не хотела быть спасенной?