Я в буквальном смысле снова почувствовала себя человеком. Я забыла о проводах, мониторах, трубках, повязках, тревожных сигналах, других младенцах, науке и статистике.
Я прижимала к себе мою маленькую девочку. Она была в розовой шапочке. Ее ручки были сложены под подбородком. Джунипер выглядела довольной. Она чувствовала биение моего сердца. Она была теплой. Она была той самой девочкой, что извивалась внутри моего тела. Именно ее я умоляла остаться внутри меня, пока сидела на полу больничной ванной комнаты. Это ее вырвали из моего тела.
Мы нуждались друг в друге. И я могла быть с ней рядом.
Брат и сестра Тома приехали из аэропорта. Все собрались вокруг нас, умиляясь нашей крошечной, морщинистой дочке. Она, казалось, чувствовала себя в безопасности. Не знаю, ощущала ли это Джунипер, но теперь она была частью семьи. Сюзи и Бен приняли ее со всей душой как полноценного члена семейства.
Анна-Мария велела мне дышать глубоко и спокойно, чтобы ребенок мог подстроиться под меня и мы дышали в унисон. Я старалась излучать силу и спокойствие. Не знаю, понимала ли Джунипер, где она находится, но мне хотелось верить в это.
Она была такой легкой. Как птенец, подумала я. Я дышала за нас обеих.
Позднее кто-то сказал мне правду. Не было никакой срочной нужды в чистке инкубатора. Утром Анна-Мария и наша медсестра поговорили с доктором Шакил и обо всем договорились. Они в один голос утверждали, что это был один из лучших дней в жизни Джунипер.
Каждая мать должна хоть раз подержать на руках своего ребенка, пока он еще жив.
Том: не предавайтесь отчаянию!
Медовый месяц стал таким далеким воспоминанием, что он уже не казался реальным. Благоприятные для Джунипер дни были более многочисленны, чем неблагоприятные. Пока я пытался узнать больше об одном осложнении, на утреннем обходе выявляли еще два. Врачам все еще не удавалось стабилизировать ее кровяное давление. Ее костный мозг еще не был способен вырабатывать достаточного количества эритроцитов, поэтому у нее развилась анемия. Каждые несколько дней она нуждалась в переливании крови.
Один из пупочных катетеров убрали — он перестал работать, потому что вены ее были слишком тонкие. Другой тоже не справлялся со своей задачей. Медикам был необходим центральный катетер, поэтому в руку Джунипер установили периферически-имплантируемый центральный венозный катетер (ПИК). Каждый раз, когда в ее тело входила очередная игла или устанавливался еще один катетер, риск занести инфекцию возрастал. Пол, дверные ручки, кнопки лифта — все кишело бактериями, которые могли ее убить. Стоило всего лишь отойти на минуту, а по возвращении забыть тщательно вымыть руки.
Трейси была ясновидящей. Одна из ее приоритетных задач заключалась в том, чтобы предугадать, какой катетер откажет следующим. Она начинала планировать, как подключить другой еще до того, как старый выходил из строя. Если бы в организм ребенка перестали поступать лекарства, ситуация могла бы стать катастрофической. Когда Трейси собиралась поставить новый катетер, она просила нас выйти в коридор.
«Я начинаю нервничать, когда вы, ребята, на меня смотрите», — говорила она.
Раньше мы думали, что Трейси невозможно вывести из себя. Если установка катетера заставляла ее нервничать, значит, это была непростая задача. Все читалось в глазах Трейси: крошечная вена Джунипер, напоминающий серебряную нить катетер, лекарства, которые по капельнице поступают в кровь ребенка, а потом распространяются по всему организму. Для этого игла должна быть установлена правильно. Джуни была одним из самых маленьких и недоразвитых детей в больнице.
Без преувеличения можно было сказать, что на тот момент она являлась одним из самых крошечных людей на планете.
Нам с Келли она всегда казалась нормальным ребенком. Даже когда, продезинфицировав свои обручальные кольца, мы с легкостью надевали их ей на лодыжку. Всякий раз, увидев рожденных в срок младенцев, мы были шокированы их гигантскими пропорциями. Однажды утром я, наблюдая за инкубатором Джунипер, увидел, как привезли одного из таких великанов. Я притворился, что пошел в туалет, чтобы взглянуть на него поближе.
Загадочный мальчик был розовым и пухлым. На карточке было написано, что он весил 4.11 кг, что в четыре раза превышало вес Джуни. Я представил себе, как он, возвышаясь над зданиями, топает по улицам Токио и давит автобусы своими огромными стопами. Я написал сообщение Келли, которая в это время сцеживала молоко: «4.11 кг это 9 фунтов». «Жирдяй, — ответила она. — Как уважающее себя отделение интенсивной терапии смеет принимать четырехкилограммового младенца? Да он же жулик».
Не помню, когда в последний раз мы так смеялись.