Джунипер. История девочки, которая появилась на свет слишком рано

Она знала, что цифры на мониторе никогда не давали полной картины. «Будем ориентироваться на состояние ребенка», — всегда повторяла она. Поэтому тем утром, мучительно пытаясь понять, как поступить, она подошла к инкубатору 692 и заглянула в него.

Глаза Джунипер только начали открываться, так как с рождения до недавнего времени они были зажмурены. Она широко их раскрыла и устремила взгляд прямо на врача.

Доктор Шакил увидела маленькую девочку, которой был почти месяц, но которая весила меньше килограмма. Ее организм работал на износ, она все время была на успокоительных препаратах и испытывала сильнейшую боль, но боролась за свое место в мире. Ее глаза открывались и закрывались. Доктор Шакил чувствовала, как она пытается сказать: «Я здесь! Я здесь!»

Джунипер Френч пыталась заявить о себе.

Мы позвонили Майку и Рою. Том захотел крестить Джунипер, что для меня оказалось неожиданностью. Мы ни разу не ходили в церковь вместе.

Мы и опомниться не успели, как Рой уже прибыл в больницу. На голове у него была кепка Тампа-Бэй Рейс, а в руках — чашка с дистиллированной водой. Он сказал, что крещение означает начало, а не конец, и смочил лоб Джунипер. Майк как свидетель подписал сертификат католической церкви Роя. Мы хотели попросить Майка быть крестным отцом Джунипер, но, так как у нас были сложные отношения с религией, мы и не знали толком, что именно входит в обязанности крестного. Но в любом случае он уже начал выполнять их.

Вскоре нашего ребенка начали готовить к перемещению в операционную. Медсестры подключили переносной аппарат ИВЛ к портативному монитору. Я держала Джунипер за ручку.

Она смотрела на меня. Прямо на меня, раньше она никогда так не делала.

Ее глаза были похожи на два бездонных озера, в которых тонуло все вокруг. Тонула я сама.

«Все изменится, малышка. Есть вещи, о которых тебе обязательно нужно узнать. О мороженом, например. Ты не поверишь, насколько вкусные шоколадные коктейли делают в „Кони-Айленд Гриль“. А дома тебя ждет глупенькая собака по кличке Маппет, которая будет бесконечно тебя облизывать. У нее из пасти плохо пахнет, но ты сможешь делиться с ней всеми секретами, и она никогда их не выдаст. У тебя есть своя комната с зеброй на стене, круглой колыбелью и мягким креслом-качалкой, в котором мы будем сидеть вместе. Мы сводим тебя на концерт Спрингстина, если он еще будет выступать, и ты услышишь песню „Waitin’ On a Sunny Day“ и увидишь, как он плавно перемещается по сцене. Мы отвезем тебя в Форт Десото, и ты сможешь походить босиком по песку. Однажды в солнечный день ты заберешься на неоседланную лошадь и поскачешь так быстро, что от ветра глаза заслезятся. Ты будешь танцевать дома в пижаме. Я поведу тебя в школу за руку и буду ждать, когда в конце учебного дня прозвенит звонок».

Медсестры повезли ее в инкубаторе в операционную, а мы шли рядом. Возле входа мы остановились, чтобы попрощаться.

«Вы можете ее поцеловать», — сказала Трейси.

До того момента я никогда не терзала себя мыслью о том, что рискую никогда не поцеловать свою дочь. В тот момент я понимала, что в следующий раз рискую увидеть ее уже остывшей…

Я нагнулась и поцеловала ее крошечный лобик. Своим поцелуем я попыталась передать все, что не могла сказать словами.

Я хотела быть рядом с ней, поддерживать ее, дышать вместе с ней.

После того как ее увезли, мы бесцельно бродили по коридорам. Нам выдали пейджер и сказали, что операция займет пару часов. Мой разум играл со мной в игры. Я видела милых детей в лифте или кафетерии и пыталась догадаться, что с ними не так. Смогла бы я не глядя поменяться с ними проблемами? Большеглазый ребенок в лифте? Заболевание крови. Милый веснушчатый ребенок на парковке? Проблемы с сердцем. Ребенок в коляске — все его тело в гипсе? Хрупкие кости.

Я знала, что не смогла бы. Даже если бы Джунипер умерла, попытка спасти ее — самое верное решение. Мы познакомились с ней, позволили ей услышать наши голоса, послушать музыку и ощутить прикосновение наших рук. Самые важные моменты в моей жизни были неразрывно связаны с этим горем. Запечатление в памяти ее лица. Прикосновение к ее руке. Ощущение ее теплого и невесомого тела на моей груди. Чтение книг. Написание слова «мать» в согласии на операцию. Эти моменты были по-настоящему драгоценными.

Каждое действие, каким бы обыденным оно ни было, подтверждало, что этот ребенок принадлежал мне, а я ей.

«Она моя дочь, — сказал Том. — Я не хотел бы что-то менять».

Я убеждала себя в том, что иногда смерть ребенка бывает гораздо страшнее.