Заснув, я случайно нажал «отправить». Через несколько секунд я проснулся и продолжил.
Снова заснул.
На последнем слове я глубоко уснул в кресле.
Келли: «где жизнь, там надежда»
На следующее утро мы с Томом приехали в больницу и, как обычно, с парковки пошли по крытому коридору. Больница сияла неземной чистотой. Коридоры были украшены скульптурами пеликанов и дельфинов в мультяшном стиле. Как всегда, на них верхом сидели дети, в то время как их матери пытались стащить их оттуда и увести в лабораторию на анализы или в регистратуру, чтобы записаться на тонзиллэктомию. Все эти скульптуры вдоль стен были созданы для детей, однако теперь их жизнерадостный вид казался издевкой. Мы прошли мимо странной трехмерной овчарки в солнцезащитных очках, которая высовывала голову из окна автомобиля. Что-то в этой собаке меня напугало. Затем увидели разноцветную металлическую рыбу, которая плыла вдоль стены по направлению к лифту. Я подумала: интересно, к тому моменту, когда я вечером выйду из больницы, останусь ли я мамой.
Я уже практически не помнила, чем занималась раньше и что мне нравилось.
Теперь я любила Тома еще сильнее. Мы стали союзниками в общей битве.
Я любила людей, которые стояли рядом с нами у пластикового инкубатора. Я любила Майка, Дженнифер, Бена и Роя. Однако мне не было никакого дела до работы, которая когда-то характеризовала меня как человека и была главным смыслом жизни. Мне не было дела до еды, секса, собаки, денег и самой себя.
Ребенок, эта маленькая девочка, затмила собой все остальное. Я никогда не слышала ее голоса и не видела ее улыбки, но любила ее всем сердцем.
Охранник посмотрел на наши бейджи: «
Трейси пришла сюда в свой выходной. Я заметила ее, и меня посетило видение. Я тонула в бурном океане, захлебываясь соленой водой и дизельным топливом. Я не могла кричать. Трейси была спасительным буйком, который принесло ко мне ветром.
Ее единственным пациентом в тот день была Джунипер, и это означало, что дела шли плохо. Я хотела умолять Трейси спасти жизнь нашему ребенку.
Пока мыла руки, я рассматривала свои пальцы. У меня были руки моей матери. На тот момент ей было семьдесят, и она все еще работала в больничной лаборатории, не желая уходить на пенсию. Я вспоминала, как она в своей белой униформе приходила забирать меня из детского сада. Я помнила прикосновение ее большого пальца, которым она вытирала молоко с моих губ, шершавого, как кошачий язык. Лосьон для рук стоял рядом с жидким мылом. Я не воспользовалась им — пусть мои руки будут такими же грубыми и натруженными. Как доказательство того, что теперь я тоже чья-то мама.
— Ночь прошла прекрасно, — сказала Трейси. Хотя она всегда боялась нас обнадежить, она сказала, что, к ее удивлению, ночью кровяное давление Джунипер стабилизировалось и концентрацию кислорода ей сократили с девяноста всего до тридцати процентов.
— Она умница, — добавила Трейси.
К нам подошли Диана и хирург. На их лицах тоже читалось удивление.
— Она крепкий орешек, — заметила Диана. — Просто удивительная девочка.
Доктор Уолфорд осмотрела шов под повязкой и проверила дренажные трубки. Она сказала, что о повторной операции не стоит заводить и речи в течение последующего месяца, поэтому нам оставалось лишь ждать и наблюдать.
— Как это может сработать? — спросила я.
— Просто будьте с ней и наслаждайтесь моментом, — ответила Трейси.
Возможно, разрез в ее животе снизил давление внутри брюшной полости, позволив почкам и легким нормально функционировать. А быть может, одна из четырех дренажных трубок, которые хирург установила наудачу, дали результат.