Чонгук чувствует его сразу же, как покидает салон автомобиля. Он прикрывает глаза, глубже воздух вдыхает, пытается родные нотки вновь поймать, но теряет их. Альф встречает сам Намджун и приглашает в дом. Чонгук перестаёт внюхиваться и, всё так же оглядываясь по сторонам, следует за хозяином дома. Альфы располагаются в огромной гостиной особняка и двадцатиминутные переговоры Чона растягиваются на час. Альфы распивают по бокалу виски, закрепляют договор крепким рукопожатием, и Чонгук выходит от Намджуна довольным. Направляясь к машинам Чонгук вновь чувствует запах и пытается понять, откуда он доносится. Альфа, не доходя до машины, начинает идти вправо, откуда, как ему кажется, и идёт запах.
— Босс, это небезопасно, — предупреждает трусящий за ним охранник, но Чон отмахивается и быстрыми шагами продолжает идти вниз по улице, усеянной маленькими кофейнями и магазинами, над которыми пятиэтажные здания, где живут люди Кима. Намджун долго стоит на пороге дома, следит взглядом за метнувшимся в сторону Чонгуком, а, потом плюнув на всё, тоже идёт за ним. Для Намджуна это игра — интересно, найдёт ли волк того, к кому сейчас ведёт его обоняние.
Юнги работает в третьей кофейне справа и как раз должен заканчивать смену. Намджун знает, что ему достанется от Джина, что тот ему выговорит за то, что Чонгука не остановил, но плевать. Намджун считает, что Чонгук должен знать. Он в этом убежден.
Чонгук замирает прямо перед дверцей кофейни Юнги. Намджун останавливается позади. Чон тянет руку к круглой ручке, но повернуть не решается, думает пару секунд, а потом резко тянет её на себя.
Юнги уже снял рабочую форму и, натянув в кладовке на себя любимые изодранные джинсы и чёрную футболку, вернулся за стойку за телефоном, когда колокольчик оповестил о новом клиенте.
— Мы уже закрыты, — заявляет Мин, не поднимая голову, а потом резко задыхается. Лёгкие обжигает давно забытым-незабытым запахом, Юнги этот запах на языке ощущает, он на стенки сосудов оседает, всё собой пропитывает. Мин приклеивается к стойке грудью, с огромным трудом глаза с полированной мебели поднимает, инстинктивно живот обнимает.
— Двойной эспрессо, по старой памяти, — усмехается Чонгук и сразу чуть вдвое от боли не складывается. Ощущение, будто зверь Чонгука изнутри сжирает, кусок за куском плоть отрывает и прожёвывает. Альфа даже отшатывается, чтобы волка заткнуть, усмирить. Руками голову обхватывает, сжимает, будто, если руки отпустит, разлетится. Радужная оболочка зрачков альфы цвет каждую секунду меняет — с красного в чёрный и обратно. Юнги этих метаморфоз пугается, чуть ли не дрожит за стойкой. Чонгука швыряет то в холод, то в жар, так с ним бывает при выбросе адреналина, но не настолько же его самоконтроль обычное столкновение с омегой уничтожило. Альфа будто сам своё тело не контролирует, подчинить зверя не может. Чонгук с шумом выдыхает, временно этот раунд выигрывает и вновь к стойке приближается.
— Неплохо устроился, — утверждает альфа, игнорирует очередной рык слетевшего с катушек зверя. Юнги прирос к полу, не двинуться, ни рот открыть. У омеги в голове все сквозняки мира гуляют, ни одной трезвой мысли, одно желание сбежать.
— Чего ты в статую превратился? Совсем не рад меня видеть? — хмурит брови на переносице Чонгук.
— Не рад, — Юнги сам дееспособности своего языка удивляется.
— Ну и чёрт с тобой, перебежчик, — ядовито говорит Чон. — Сделай мне эспрессо.
Юнги переводит взгляд на дверь, видит в окне мелькающие тени тех, кто снаружи, не понимает, почему никто не войдёт, почему его никто не спасёт, почему его оставили один на один с самой страшной пыткой, почему все вдруг безразличны к его мучениям. А Юнги мучается, по одному эти обведенные колючими проволоками круги проходит, то там, то здесь куски своей изодранной плоти оставляет.
Чонгук будто только сейчас понимает, как скучал, с трудом себя на месте удерживает, не разрешает себе и шагу к нему сделать. Юнги не изменился совсем — такой же красивый, нежный, хрупкий, так же одним взглядом с ума сводит, голосом кровь в венах густеть заставляет. Чонгуку бы обнять его, прижать к себе, надышаться, почувствовать — хотя бы на секунду кожей к коже, показать насколько обесточен, обескровлен, оголодал без него. Волк альфы совсем разум потерял, скулит так, что уши закладывает, бьётся, убивается. Юнги в нескольких шагах стоит, и у волка праздник, он Чонгуку уже все нервы вытрепал, всю кровь выпил.
— Ладно, любишь ты ломаться, сам сделаю, — Чонгуку кофе нахуй не сдался, но ближе подойти — цель всей жизни. Альфа в три шага стойку обходит, над ужасом в глазах омеги рассмеяться собирается, но своей же улыбкой давится. Юнги жмётся спиной к стойке, ком в горле с шумом глотает и в глаза смотрит. Чонгук же ниже смотрит. Не верит. Отказывается верить.
— Ты беременный? — Чонгук ответ на свой вопрос слышать не хочет, но слышит. Это «да» клеймом где-то грудной клеткой выжигается и навечно там под переломанными рёбрами останется.