Eat you alive (СИ)

— Я хочу его забрать, я хочу сказать ему, что приму его даже с ребёнком, что моей любви его ребёнок не уменьшает. Я хочу, — Чонгук делает глубокую затяжку, злится, что Джин на том конце не помогает, выжидает. — Я заберу его в Сохо, мне бы только уговорить его. Он не должен работать, особенно в таком положении. Завтра, когда малыш родится, как он будет смотреть за ребёнком, если сам ещё ребёнок? Я знаю, что ты ему помогаешь, но я могу дать ему большее.

— Деньги? Дом? Машину? Это твоя помощь? — цинично усмехается омега.

— Заботу, — тихо говорит Чонгук. — Я люблю его и дам ему тепло, заботу и всю эту любовь, потому что она и так его.

— Долго же ты думал, — грустно говорит Джин.

— Долго.

— Приезжай.

— Буду через полчаса, а пока просьба, — Чонгук вытягивает ремень и, прижимая щекой к плечу трубку, натягивает его на себя. — Побудь с ним, я не знаю, что с ним, и как, но когда-то мне, то есть моему зверю было плохо, и оказалось, что плохо было и Юнги. У меня с ночи почти такое же состояние, я беспокоюсь.

— Суеверный ты какой-то, развёл байки про истинных, — смеётся омега. — Но я и так собираюсь к нему в кофейню, так что прослежу.

Чонгук сбрасывает звонок и заводит автомобиль. Перед глазами мрак расползается, альфа до побеления костяшек сжимает в руках руль, всё так же через раз дышит, слушает, как биение собственного сердца в голове набатом отдаёт. Чем ближе Чонгук к Итону подъезжает, тем хуже ему становится — альфе кажется, что его сердце внутри разрастается, что будто сейчас рёбра треснут, и оно, не уместившись, лопнет. Чонгук отчаянно давит на газ, буквально кричит на своего волка, приказывает заткнуться, но тот всё больше подгоняет, так отчаянно скулит, что будто это вопрос жизни и смерти, будто Чонгук не успевает, будто самое главное теряет. Спидометр показывает 220 км/час, а Чонгуку кажется, он ползёт. Чон сильнее давит на педаль газа, не тормозит на светофорах, не следует правилам, требует открыть ворота, не доезжая, влетает на территорию Итона и сразу задыхается. У Чонгука словно лёгкие к горлу поднялись, альфа их чуть ли не выплёвывает, одной рукой руль держит, второй рывком пару пуговиц на рубашке срывает, но не помогает. Ничего не помогает, ему всё хуже и хуже. Чонгук пробует последний метод, продолжает гнать и шепчет «Юнги», повторяет без остановки его имя, успокаивает волка, объясняет, что едет к нему, что совсем скоро тот его увидит. Но безрезультатно. Зверь вслушивается пару секунд, а потом по новой заходится. Чонгук чувствует, как он себе морду раздирает, когтями в глазницы лезет, сам себе лапы насквозь прокусывает. А потом резко издаёт истошный, пропитанный болью вой и затыкается. Чонгук даже скорость сбрасывает, прислушивается, но волк молчит, будто его и нет.

— Ну же, — сперва шепчет альфа. — Говори со мной, — требует он. — Проснись, давай, проснись.

Но зверь не реагирует, Чонгук будто вмиг один остаётся — эта пустота внутри пугает, сводит судорогой конечности.

— Говори со мной! — кричит альфа, но зверь продолжает молчать. — Умоляю, — одними губами просит он.

Чонгук чувствует, как страх чёрной змеёй вокруг сердца обвивается, чувствует, как от него леденеют кончики пальцев, как эта стужа поднимается выше, замораживает всю поверхность кожи, пробирается под неё, вымораживает нутро. Альфа сбрасывает оцепенение и тянется к телефону.

— Я не успел, — полное боли от Джина, и у Чонгука кости дробятся. Телефон выпадает из дрожащих пальцев, а спидометр показывает 280 км/час.

***

В кофейне сегодня мало посетителей, как и бывает обычно в будни. Юнги стоит за стойкой, болтает с подходящими за заказами официантами, шутливо обижается на шутки про то, что весь персонал готов принимать роды, и ждёт вечера, когда уже можно будет прилечь. Джин много раз предлагал ему не работать последние два месяца, но Юнги отказался, быть нахлебником — последнее, что себе позволит омега. Да и персонал его всячески балует, не разрешает много передвигаться, и малыш особо не беспокоит, просто спина к концу смены немного побаливает.