Чонгук всё пытается губами воздух ловить, морщится, словно хочет что-то сказать, как-то успокоить плачущего омегу, но не выходит. Чтобы Хосок в него ни вколол — это словно сжирает его изнутри, Чонгук слышит предсмертные хрипы своего волка, чувствует, как замедляется его сердце, как тяжелеет кровь в сосудах. Альфа безмолвно двигает губами, но Мин четко считывает с них своё имя. На Юнги будто живого места нет — он в бою не учавствовал, ранения не получил, но омеге кажется, что это его кровь по полу размазана, что это ошметки его плоти по углам валяются, это его душа сейчас тело покидает — потому что оказывается, что Чонгук — это и есть Юнги. Оказывается, что у них и жизнь одна на двоих и, если Чонгук сейчас последний дух испускает, то Юнги рядом с ним же ляжет и даже ребёнок его не остановит, его больше ничто не остановит. Он уже терял альфу, но дышал его воздухом, ходил по его земле, пусть и издали, но слышал его голос. Потерять его вот так, раз и навсегда, для Юнги смерти подобно, а зачем ему подобие жизни изображать, если можно голову на его грудь положить и по мере того, как любящее его сердце биты замедляет, самому угасать.
— Тэхён, не смей! Я уже и так теряю одного сына! — слышит омега крик Дживона и видит, как сорвавшегося к полукровке альфу удерживают пятеро оборотней, в том числе и Мун.
— Я убью его, — шепчет Чонгуку Мин и смотрит в свои любимые чёрные глаза. — Я убью его и умру сам, потому что если ты сейчас не встанешь, то я лягу рядом с тобой.
Юнги чувствует, как сильно сжимает его руку альфа, и с каким трудом ему это дается, но слушаться в этот раз не намерен. Раз уж их ждёт смерть, то Юнги заберёт полукровку с собой. Мин аккуратно отодвигает голову Чона и встает на ноги.
— Ты! — не своим голосом кричит омега и идёт прямо к Хосоку, игнорируя приказ Дживона не лезть. — Ты думаешь, что, убив моего альфу, ты получишь Даниэля? Я сам придушу собственного ребёнка, но ты, урод, его не получишь!
Юнги поднимает с пола, отброшенный туда Чонгуком меч и с ходу вонзает его в грудь не шевелящегося альфы. В следующую секунду Юнги прикрывает ладонями уши, потому что слушать полный боли вой волчонка невыносимо.
— Заткните его, — кричит в истерике омега. — Кто-нибудь заставьте его заткнуться, — поворачивается и кричит Мин собравшимся. Даниэль скулит и рыдает так, что у Юнги сердце в страхе за малыша сжимается, но в то же время хочется оглохнуть, потому что он знает, по кому тот плачет.
— Ты должен отсечь мне голову, — Хосок морщится и рывком вытаскивает меч. — Иначе я не умру. Попробуй, давай же, — Хоуп, прихрамывая, подходит к стене и, сняв с нее свой любимый меч, протягивает его Мину. — Давай, целься в шею и бей, что есть силы.
Юнги, не веря, смотрит на альфу, но меч из его рук забирает и даже приподнимает.
— Или же, — вдруг гадко улыбается Хосок. — Ты отбросишь в сторону своё оружие, скажешь всем этим оборотням расслабиться, и я расскажу тебе, как сделать так, чтобы твой альфа выжил.
— Что? — переспрашивает Мин, сразу за ним этот вопрос повторяет вся семья Чон.
— Что слышали, — взмахивает руками Хоуп, но сгибается от нанесенных ран. — У меня есть противоядие, и я могу прямо сейчас сделать так, что твой драгоценный альфа встанет на ноги. Но лучше сделать это быстрее, для него каждая секунда буквально жизненно необходима, — ухмыляется полукровка.
Юнги не верит, думает, Хосок очередную изысканную пытку ему придумал, в этот раз и вправду самую лучшую — дать надежду и с обрыва вниз об асфальт лицом бросить. Мин подбирается весь, и спросить хочется и страшно, что Хосок сейчас смеяться начнёт, только протянутую надежду обратно возьмёт, в своём кулаке сердце омеге сожмёт. Хотя у Юнги и сердца сейчас при себе нет, оно на полу позади лежит, последние секунды свои доживает.
— Умоляю, — одними губами, уже и слёз не стесняясь. — Умоляю, — Юнги готов уже на колени встать, если надо, даже ноги брату целовать будет, пусть только в чёрного волка жизнь вдохнёт, пусть его любимого в его руки вернёт. Хоть разок ещё голос Чонгука послушать, в его объятиях понежиться, в его улыбке погреться. — Если ты не лжешь, помоги ему. Хоть раз в жизни сделай что-то для меня, — у Юнги голос срывается.
— Помогу, — Хосок поворачивается лицом к вошедшему Джину, на руках которого поскуливающий волчонок.
Даниэль спрыгивает с рук омеги и бежит к лежащему на полу и окружённому своей семьёй Чонгуку. Омега залезает на грудь альфы, лижет его лицо, шею, тычется носом в щеку, словно, просит встать, но, не видя реакции, скулит ещё сильнее. Даниэль без остановки по отцу лапками топает, рычит на протянувшего к нему руки Муна, отказывается Чонгука покидать. А потом резко затихает, сворачивается в клубочек у того на груди и затихает.
— Не ради тебя, а ради него, — кивает в сторону Даниэля Хосок. — Он перестаёт чёрного волка слышать, и ему очень плохо, потому что он маленький и не понимает, что происходит, но знает, что что-то плохое. Ты, мой братик, плохой папа, ты заставил меня мучать моего омегу. Это чудовищно, — издевательски покачивает головой Хосок.