Юнги потерял грань между реальностью и сном, вся его вселенная сузилась до размеров этой кровати, весь его смысл — это Чонгук, вертящий им, как хочет. Сколько раз альфа его трахал и в каких позах — Юнги не вспомнит, он просто содрогался в оргазмах, больше не стонал, потому что охрип, и только отдавался, весь и без остатка. Так не было с Чимином, о Хосоке и вспоминать не стоит. Юнги и подумать не мог, что может быть настолько хорошо, настолько прекрасно: Чонгук его до небес возводил всю ночь. Даже когда Юнги узел почувствовал, не дёрнулся, только прижался к альфе и так и отключился в сцепке.
После сцепки Чонгук аккуратно снимает с себя парня и идёт в гостиную выпить, потому что хочется невыносимо. Альфа возвращается в спальню, где, свернувшись в клубочек, спит обессиленный омега, и присаживается на постель рядом. Мысленно Чонгук себя поздравляет — он всё-таки получил его, пусть сердце ещё не совсем окончательно, но тело точно. Теперь самое сложное — с утра изображать нежность, клясться в верности, осыпать подарками. А если притворяться не хочется? Чонгук в людях редко ошибается, у него нюх на них, но с этим омегой всё сложно. Чонгуку было бы легче, если парень на самом деле был таким, каким его Хосок описал, учитывая всё то, что для него готовит Чон — то в таком случае он пережил бы всё быстрее, и совесть бы не мучила, но чёртов пацан не такой, совсем не такой. Волк не мог настолько ошибиться. Там, в гостиной, он у его ног лежал и сейчас наружу просится, Чонгук сам его выпустить готов, потому что разрывающие нутро чувства он этому пацану показать не может, а волк может.
Чонгук обращается мгновенно, кровать прогибается под тяжестью, но Юнги только нос морщит и колени к груди подтягивает. Волк оборачивается вокруг омеги и, прикрыв веки, вдыхает свой любимый запах. Юнги не прикрыт и, почувствовав рядом что-то теплое, наощупь тянется, зарывается под шерсть, кладёт голову на его лапу и продолжает сладко спать. Волк его сон не тревожит, согревает, охраняет, ценой своей жизни охранять готов и пусть, Чонгук пока даже думать об этом не хочет, но выпустив наружу чудовище — он выпустил свою нежность, чтобы она его не разорвала. Чонгук никогда подобного не чувствовал. Он встречался со многими и нравились ему многие, но вот так сильно, чтобы всю ночь до рассвета его личиком любоваться, чтобы дыхание слушать, не двигаться, лишний раз боясь потревожить, такого не было. Это и пугает, и увлекает. Чонгуку интересно, как глубоко, интересно насколько, а главное, чем. В чём тут загадка, почему размеренные биты маленького человеческого сердечка так захватывают, почему хочется вечность, зажав его в объятиях, лежать. Этот омега для альфы самая большая и самая притягательная тайна.
С первыми лучами солнца, пробившемися в спальню, Юнги сладко потягивается и с трудом разлепляет веки. Сперва он видит незнакомый потолок. Лихорадочно вспоминает, в особняке ли они ночуют, может, комната другая, понимает, что нет, резко присаживается и охает от боли. В следующую секунду его обивают со спины чьи-то руки и укладывают обратно на накаченную грудь, и Юнги всё вспоминает. Почти всё.
— Чонгук, — Мин пытается приподняться, но альфа вновь впечатывает его в себя.
— Слишком рано, чтобы вставать, и мне очень нравится, когда ты зовёшь меня по имени, особенно когда выстанываешь его.
— Чёрт, — ноет омега и прячет лицо, — что я вчера натворил… какая лажа.
— Это было прекрасно, и это не ты, а мы. Зато с волком познакомился, — смеётся альфа и, наконец-то, отпускает насупившегося омегу.
— У меня горло болит, я не говорю о том, что меня будто танк переехал, но блять, даже горло.
Чонгук ловит омегу и, вжав в постель, целует поочередно каждую щёку, лоб, а в конце губы.
— А кто-то вчера волка умолял его трахнуть, — усмехается альфа.
— Неправда, — заливается краской Мин и прикрывает ладонями лицо.
— Перестань, ты прекрасен в своём желании, — улыбается Чонгук и заставляет омегу убрать руки с лица.
— Но я все равно обижен, — бурчит Мин и опускает взгляд на плечи альфы.
— Я ведь не объяснился, — спокойно говорит Чон. — Мы с папой в тот день поссорились, и он, зная, как ты мне нравишься, решил насолить мне, вот и сказал тебе такое. Он не плохой, напротив, хороший, но мстительный. И ты ведь знаешь, он мне не родной. После особняка я приехал сюда и отрубился, так как с утра были важные встречи. С тех пор, как ты в Сохо, меня больше никто не интересует, а после этой ночи и подавно, — Чонгук целует омегу в губы и встаёт с постели.
Юнги впервые в жизни абсолютно счастлив — от переполняющих его эмоций он ни на секунду не затыкается, без умолку щебечет, рассказывает альфе про свои выходки с Чимином и про то, как они доводили Хосока, чем вызывает улыбку Чонгука. Альфа провожает Мина до двери, сетует, что тот побежал к другу и отказался выпить с ним кофе, долго целует, пока сонный и страдающий от адского похмелья Пак открывает дверь и только потом отпускает.
— Наконец-то, — зло бурчит Пак и впускает Мина в дом.