Юнги чувствует страх Чимина, он сам боится, пока не понятно, чего именно — но от парня в серой рубашке несёт опасностью за километр. А еще Мину смутно кажется, что он его видел, но вспомнить, где и когда не удаётся.
— Слушай меня и запоминай, потому что больше я повторять не буду, — Чонгук приближается вплотную, касается костяшками пальцев лица Пака и медленно выговаривает:
— Ты скажешь Тэхёну, что всё прошло. Что он тебе безразличен. Не будешь бегать с ним на свидания, будешь игнорировать его попытки с тобой связаться. Взамен, я отпущу тебя в целости и сохранности, и даже Мин Хосок не узнает, что один из людей, ну или двое, — Чонгук бросает короткий взгляд на Юнги, — перебегали в Сохо.
— Да как ты… — начинает было Чимин, но Чон давит пальцами на его губы, заставляя замолчать.
— Тшшш, я ещё не закончил. Когда я разговариваю, все остальные обычно молчат.
— Зашибись, — прыскает Юнги, видно, от нервов. Точно от нервов. Альфа на него не реагирует, и слава Богу.
— Если ты сделаешь всё, что я сказал, то я не отдам тебя под суд, который или оштрафует, или посадит тебя на два года, я отдам тебя Хосоку, который с такими, как ты, вроде прекрасно обходится, — Чонгук видит, как бледнеет омега, понимает, какой эффект производят его слова, и довольно усмехается. — Так что?
— Я люблю его, — тихо, еле слышно произносит Чимин, и в следующую секунду комнату оглушает звонкий смех Чонгука.
— Да ты урод обдолбанный! Развяжите мне руки — я тебе пасть порву, койот помойный! — Юнги за чувства Чимина обидно, а ещё бесит, что этот напыщенный альфа, и пусть он хоть сто раз оборотень, а он точно оборотень, позволяет себе так издевательски разговаривать с Паком.
— Что за писк? — Чонгук отходит от Чимина и, засунув руки в карманы брюк, медленно подходит к сидящему на полу и, прожигающему в нём дыры взглядом омеге. — Так и думал, у нас крысы завелись, — ухмыляется альфа, продолжая буравить омегу оценивающим взглядом сверху вниз.
— Лицом вниз и с оттопыренной попкой ты смотрелся куда лучше, — тянет слова Чонгук и моментально хватает, дёрнувшегося в сторону Юнги за ворот и так растянутой футболки. Поднимает омегу на ноги и с силой впечатывает в стену. Кепка соскальзывает с головы паренька и падает на пол, туда же с грохотом ухает сердце Мина, когда на него смотрят уже налившимися красным глазами.
Юнги этот взгляд из тысячи узнает. Он ловит губами воздух, с силой вжимается лопатками в стену, лучше туда, чем к тому, кто почти кожа к коже. Альфа нарочно приближается, вдавливает своим телом омегу в бетон, наслаждается метаниями зажатого между ним и стеной паренька, упивается его страхом.
— Ну же, маленький, повтори, кто я. Койот? — шепчет Чонгук ему в ухо, с шумом втягивает в себя запах его кожи. — Вкусно пахнешь, — водит носом по чужой шее, поднимается к губам. Долго на них смотрит, облизывает свои губы, будто решает что-то, передумывает, зарывается пальцами в голубые уже только на концах блондинистые волосы и резко дёргает вниз, обнажая шею, подбородок. Лижет от ключицы до линии подбородка, отстраняется, смакует, повторяет.
Чонгук сильнее дёргает за волосы, у Юнги шея затекла, он вообще не понимает, что альфа творит, продолжает висеть в его руках безвольной куклой, вырваться не получается.
— Блять, пусти меня, животное, — шипит Мин и лижет свои губы.
Чонгук жадно следит за розовым язычком, скрывшимся между чужими губами, утробно рычит, унимая зверя внутри, который словно с катушек слетел. Волк бьётся, не поддается контролю, Чонгук сжимает кулаки, делает шаг назад, и волк успокаивается. Альфа вновь впритык, тянет омегу на себя, кожа к коже, и внутри опять ураган. Чон нервно усмехается, обхватывает лицо омеги пальцами, всматривается в глаза, ищет ответы, будто омега точно знает, что с его волком, только на дне карих глаз один испуг.
— Развяжи меня, и я тебе горло разорву! — храбрится паренёк.
— Развяжу, — зверь от одного его голоса затихает, будто вслушивается. — Позволю меня поцарапать, только при условии, что я тебя в этот момент трахаю. От страсти, скажем. Идёт?
— Ты с дубу рухнул? — искренне возмущается Юнги и пытается протиснуться между альфой и стеной, но тот ловко возвращает его на место и вновь вдавливает в стену. Снова нюхает, с трудом сдерживается, чтобы не прокусить пульсирующую на шее венку.
— Ты пахнешь кровью… — словно самому себе говорит Чон. — Ты пахнешь ёбанной кровью! Ты как самая сочная вырезка, и, блять, я хочу тебя сожрать. Живьём.