- Ты горой стоишь за каждого, кого называешь другом, - тихо обратился к Эльве Его Величество. - Я не верю, что ты бы добровольно совершил плохой поступок.
- Я - смерть. - Некромант нервно перебирал шнуровку у ворота своей рубахи. - Я несу смерть, как если бы она была моей любовью, несу, прижимая к себе, как сокровище, которое нельзя потерять. Она просит меня: убей, убей кого-нибудь снова, и я буду счастлива, буду сильнее, чем до убийства. Она просит меня: беги, не ищи укрытия, обойди все измерения, все дороги, но не смей, ни за что не смей спотыкаться, беги так, словно от этого зависит моя, а не твоя, жизнь.
- Это она... - Уильям запнулся, - по-твоему, беспощадна?
Эльва улыбнулся, на этот раз - по-настоящему, широко, хоть и слегка неловко.
- Нет. Нет, она... прекрасна.
- Некроманты все двинутые, - вынес вердикт Эс. - Велика вероятность, что он обожает предмет своего страха, и поэтому не скрывается от него. Если так, то мы действительно ему бесполезны.
- Смерти я не боюсь, - прямолинейно сообщил гость. - И не боюсь ее дочери, хотя госпожа Аларна бывает немного диковатой. Я боюсь...
Он осекся, глаза цвета морских глубин потускнели, утратили блеск, лишая некроманта видимых эмоций. Впрочем, его с поличным выдавала все та же едва ощутимая дрожь, и Уильям, в отличие от своих друзей, ни капли не испугался.
- Это было во сне, - признался Эльва, и его пальцы на шнуровке замерли, сжимая прочные нити. - Меня часто обвиняли, что я ворую чужие сны, но, клянусь, у меня и в мыслях не было воровать. Мне снились, - он перешел на вкрадчивый, осторожный полушепот, - высокие башни, опустевшие замки, пустоши, а над ними - бесконечное множество часовых механизмов. Мне снились демоны, чьих имен я не различал, мне снились изувеченные тела. Мне снились лабиринты внутри зеркал, мне снились железные дороги... у вас их, наверное, не скоро изобретут... Мне снились книги, но я никогда не читал их в реальности, а во сне они были куда более полезны, чем если я просыпался и записывал то, что успел запомнить... и она, - некромант накинул на себя одеяло, будто оно сумело бы его защитить, - в конце концов, не выдержала. Она пришла и спросила, какого черта я лезу в ее мир, какого черта создаю в нем свои законы. Я ничего не создавал, серьезно, у меня... опять же, и в мыслях такого не было, но она так разозлилась, что не поверила. Она посмеялась надо мной, а смерть... смерть наклонилась над моим ухом, наклонилась и...
- И? - напряженно повторил юноша. - Что она сделала?
- Она удивилась. "Зачем ты позволяешь какой-то слабой девчонке управлять собой, зачем ты позволяешь ей себя оскорблять? Убей, убей ее, убей ее для меня, ну же, не стой на месте"...
Голос некроманта оборвался, и в комнате воцарилась тишина. Сэр Говард потрясенно уставился на всколоченный льняной затылок, где нижняя часть прядей была мокрой от пота, а верхняя забавно топорщилась.
- И ты...
- Я не хотел, - простонал гость. - Я не хотел ее убивать. Но смерти... смерти было плохо, она исчезала, она не могла быть со мной там, где была жива та... та девушка. А если бы исчезла смерть, от меня бы ни черта не осталось, я бы рассыпался на кусочки, как снеговик, едва проходят морозы. И я...
Уильям побледнел, но не бросил Эльву одного.
- Это было так легко, - продолжал некромант, и юноше показалось, что сейчас, наконец-то рассказав о своей беде хоть кому-то, он уже не откажется от нее, не бросит, мол: извиняйте, а на этом надо бы и закончить. - Смерть не ошиблась, эта девушка была такой слабой... но все же не умерла. Она до сих пор истекает кровью в моих снах, умоляет пощадить ее, воскресить, потому что некроманты способны пользоваться ритуалом воскрешения. Она лежит на плоской поверхности, похожей на стекло, а под ней парят, как звезды, сотни и сотни золотых огоньков. Ее кровь прожигает крохотные дыры в этой преграде, и огоньки постепенно багровеют, обрастают шипами, начинают биться у меня под ногами, надеются разорвать, стекло темнеет, и по нему бегут размашистые трещины, а потом...
Он задумчиво погладил края шрама.
- Тебя убивают, - пробормотал Эс.
- Да, - неожиданно спокойно подтвердил гость. - Меня убивают. К утру, если у меня получается уснуть, девушка говорит: "Ты никогда больше не достигнешь покоя. Ты никогда не скроешься от меня, потому что я - Бог, и ты посмел ударить Бога, обречь на страдания, завладеть его миром, как жалкий, наглый, подлый преступник, и я тебя не прощу, пока сами Врата Верности не погибнут, а они будут стоять долгие, долгие тысячелетия. Ты никогда не скроешься, никогда не получишь ни крупицы истинного счастья, ты не познаешь любви, не почувствуешь тепла, и все живое в тебе сделается мертвым, настолько мертвым, что и сама смерть не отберет у тебя этого. Никакой сон больше не принесет тебе отдыха, ты будешь умирать, едва закроешь глаза, умирать вечно, так, чтобы я наблюдала за каждым твоим падением, чтобы я пила твою кровь, пока она не переполнит мое тело. И однажды она исцелит все мои раны, и я встану, и я отберу у тебя все то, что ты украл".