Мы знаем, что желание уехать Рознера посещало не раз. Ему трудно было смириться с тем, что для молодых постепенно блекнет его образ лидера, а для стариков он уже «не тот Рознер». Нельзя превратиться в «отраженный свет собственной славы». Угнетала невозможность гастролировать за рубежом, Эдди чувствовал разочарование и усталость, наконец, хотелось повидаться с родными. Кроме того, в начале 70-х в эмиграцию засобирались коллеги: Эмиль Горовец и Лариса Мондрус с мужем, Вида Вайткуте и Анатолий Герасимов, Михаил Кушнир, Лев Пильщик и Леонид Зеликсон…
Юрий Диктович:
Это, по-моему, было на гастролях в Новосибирске, когда довелось услышать от Рознера такую фразу:
– Дик, если бы меня подвели к границе, сказали – раздень всё и иди через границу голый, я бы пошел.
Потом Эдди неожиданно попросил:
– Золетко, помоги мне составить письмо Брежневу, чтобы меня выпустили.
Теперь возможность отъезда стала реальностью. В гостинице «Россия» Рознер случайно встретил Николая Левиновского.
– Как поживаете, Эдди Игнатьевич?
– Золотко, я еду на Запад. Я всю жизнь мечтал вернуться домой[54]
Увидев Бориса Матвеева из окна машины, «царь» распахнул дверцу и выскочил на мостовую:
– Борис, мой Борис! – сказал он, как всегда с ударением на букву «о», и обнял барабанщика.
Визы были на руках. Рознер уезжал, но в воздухе оставалась его улыбка. Как улыбка Чеширского кота в сказке об Алисе, как звук его трубы, который превратился в фантом.
Борис Соркин
описал специфику «фантомного звука»:Иногда случалось, что Рознер был «не в форме», не было сил играть (ведь немолод уже), но он выходил на эстраду со своей фирменной улыбочкой, клал трубу на рояль и не прикасался к ней за весь концерт ни разу. И, представьте, публика уходила после концерта с уверенностью, что они СЛЫШАЛИ Рознера. Такова была сила его артистического гипноза. Кончался концерт, и «царь» опять становился спокойным, вежливым, приветливым человеком, интересным собеседником, любителем девушек и хорошего коньяка.
Вот и поговорим о девушках!