Областная филармония в качестве порта приписки предполагала свои особенности. Поначалу в нагрузку музыканты выступали в районных центрах, включая шефские концерты в периферийных ДК, где джаз не ждали. Позже напомнили о себе бюрократы, которые считали, что на содержание нового коллектива Эдди Рознера уходит слишком много средств, хотя оркестр был намного меньше московского – никакой смычковой группы. А «царь», которому сестра Эрна прислала приглашение, по-прежнему тормошил ОВИР. Вновь и вновь он получал отказ. Как выразился бывший отказник профессор Леонид Нисман, отказы делились на две категории: «музыкальные» – когда отсутствуют мотивы воссоединения с родственниками, и гордые – это если отъезд гражданина не отвечает интересам государства. Отказы Рознеру носили исключительно музыкальный характер.
Гомельский оркестр распался, официально просуществовав всего ничего: с 10 января по 6 октября 1971 года[52]
.На пиджаках оркестрантов появляются инициалы «ЭР». Второй слева – Александр Симоновский. Гомель, 1971
Олег Марусев:
Это я его подбил на Гомель, Рознер был обеспокоен тем, что количество концертов сократилось. Однажды после выступления в Запорожье директор местной филармонии сказал: «Все замечательно. Но, честно говоря, я доложил на Вас». Рознер изменился в лице. «Вы стоите 2000 рублей, а у нас зал на 600 мест. Какие я, по-вашему, должен делать билеты? Даже при аншлаге вы нерентабельны», – объяснил директор. К этому времени я уже был знаком с Андреем Бобыльковым из дирекции Гомельской филармонии. Я свел Бобылькова с Рознером. Он предложил оформить нас не как штатный оркестр, а как бригаду. Бригада даже с накладными расходами стоила на гастролях на тысячу триста рублей дешевле. Выручка от концертов – 1,5–2 тысячи. В результате Рознера стали разрывать на части. Концертная сетка сложилась сразу же. Работали по два концерта в день.
Это было неслыханным делом для биг-бэнда в ту пору. Как бригада мы могли давать концертов сколько угодно, а у штатного коллектива всегда потолок, обычно это 17–19 концертов в месяц. Но сложные и хитроумные манипуляции Бобылькова не остались безнаказанными. Фонды заработной платы, рассчитанные на целый год, расходовались слишком быстро. К тому же людей, которые много зарабатывают, у нас недолюбливали. Называли всякими неприличными словами, мол, рвачи и все такое. Бобыльков получил один строгий выговор, потом другой…
«Мы вернулись в Белоруссию из гастролей по Сибири, – дополняет Александр Симоновский. – Но поселили нас почему-то не в отеле, а в каком-то летнем пионерлагере. Стоял октябрь, сезон давно кончился. Отопления не было. Неделю мы жили в лесу. Никто не давал никаких объяснений».
Михаил Финберг в интервью, опубликованном газетой «Республика», утверждает: «Комиссия ЦК КПБ, в которую вошли (а я всех их знаю) не слишком талантливые люди, написала, как сейчас принято говорить, справку. В ней было буквально два предложения. Но после нее оркестра не стало… Горько об этом вспоминать…»