Заглянуть в закулисье сложно. Еще труднее разобраться во всех деталях, если минуло сорок лет с момента события. Надеялся ли Эдди втайне, что его заявление об уходе никто не примет во внимание, что упросят остаться? Что события примут иной оборот? Или твердо решил уйти, уповая на удачу, которая редко изменяла ему, на новое чудо? Таким чудом любому здравомыслящему человеку казался успех коллектива, который Рознеру предложили собрать под эгидой… Гомельской филармонии. Да, да, Гомельской, даже не Минской.
«Халеймес»[51]
, – сказали бы евреи. «Холера» – по логике вещей должен был произнести Рознер. Почему не Минск? В штате Минского радио уже работал концертно-эстрадный оркестр, созданный Юрием Бельзацким. В начале шестидесятых этот состав принял под свое начало Борис Ипполитович Райский, шанхайский тромбонист и дирижер, коллега и друг детства Лундстрема, не имевший, однако, удачи Олега Леонидовича. Райскому, перебравшемуся в СССР в 1947 году, дали «приказ» не на Запад – хотя бы в ту же Казань (как Лундстрему), но в другую сторону, в Кемерово. Пришлось поколесить по стране, долгое время не имея своего угла, несколько лет провести в лагерях. Благодаря Райскому ворох фирменных аранжировок попал в Ригу, а из Риги – в Питер, в оркестр Вайнштейна. Но именно Рознер помог Райскому устроиться в Минске…Боливар, согласно О. Генри, не в состоянии выдержать двоих. Два концертных биг-бэнда в столице Белоруссии, может, и потянули бы. Впрочем, вопрос риторический. Гомель был памятен Рознеру первым концертом в освобожденной от фашистов БССР. А еще здесь жила Рут по возвращении из Кокчетава. Но главное заключалось в другом – в Гомеле посулили лучшие условия. К тому же Рознеру мерещился шанс получить звание народного артиста республики.
«Назло Росконцерту он хотел сделать там хороший коллектив. Часть музыкантов уехала с ним, – вспоминает конферансье Владимир Гилевич. – У меня в Москве решался вопрос с пропиской, поэтому нужно было все время присутствовать в столице. И в Гомель с Эдди Игнатьевичем я не поехал».
Среди уехавших – скрипач Валерий Трофименко, готовый (если скрипка больше не понадобится) играть на других инструментах – гитаре, электрооргане, лишь бы работать со своим кумиром, Михаил Холодный, когда-то игравший в оркестре на виолончели, но постепенно освоивший профессию дирижера, Ло Лонг…
Московские эстрадники были зачастую «приписаны» к дальним филармониям. Аида Ведищева выступала «от Донецка», Владимир Макаров – «от Северной Осетии», Гарри Гольди – «от Минска и Тулы». Сергей Герасимов музицировал от Читы, не побывав ни разу в этом городе. Под крышу филармонии Гомеля переехал московский потешный молодежный театр «Скоморох», где начинал Олег Марусев. Человек предполагает…
Многие бывшие подопечные остались в Москве, считая неразумным покидать «порт пяти морей», даже если речь шла о чистой формальности. Переоценил свои возможности и новый администратор оркестра, сыгравший свою роль в том, что Рознер на старости лет решился на сюжет призрачный и авантюрный.
Три с лишним десятилетия спустя в печати появились воспоминания Валерия Радькина, одного из тогдашних руководителей Гомельской филармонии. По словам Радькина, Рознеру предложили хорошую тарификацию. Эдди принял предложение без дальних слов.
После репетиций, которые длились меньше месяца, оркестр стал выступать. Эдди был доволен новой командой, отмечая высокий профессионализм бэнда. В него вошел квартет Кантюкова – Симоновского: контрабасист Игорь Кантюков, барабанщик Александр Симоновский (будущие солисты ансамбля «Мелодия»), пианист Владимир Девяткин из Тулы и рижский саксофонист Валерий Колпаков.