Эдди Рознер: шмаляем джаз, холера ясна!

Эрика Рознер-Ковалик, дочь Рознера и Рут Каминской, дополняет рассказ матери:

«У них были адреса знакомых “на кресах”, которые обещали приютить и, если потребуется, спрятать, разумеется, за деньги.

«Кресами» в Польше называли области Западной Украины и Западной Белоруссии, отошедшие к СССР по советско-германскому договору.

«До Малкинии, наверное, добирались на автомобиле. Потом на поезде до Белостока с другими беженцами», – поясняет Дариуш Михальский[16].

Сам Рознер вспоминал, что пересек границу «в районе местечка Зарембо-Кошельни. Советские пограничные власти нас приняли охотно и, узнав, что мы артисты, отправили в Белосток».

Рут Каминска:

Пограничник оказался молодым крестьянином, совсем мальчиком. Для нас он символизировал не только безопасность, но и свободу. Мы обнимали его, хлопали по плечу, пожимали руку.

– Вы в свободной стране, – сказал он по-русски, а мама перевела. И добавил: – Ничего здесь с вами не случится.

Мы снова прикасались к нему, хлопали по плечу, чтобы убедиться, что он был живой и настоящий. Он показал нам, как пройти к поезду… Давно мы не чувствовали себя так хорошо. Усталость сменилась эйфорией, и мы шли по дороге смеясь и напевая.

Наконец, на железнодорожной станции мы увидели толпу людей – таких же беженцев. Когда подошел поезд, он оказался так переполнен, что нам пришлось забираться в него через окна. И даже там, набитые в вагоны, как сельди в бочке, мы оставались в состоянии эйфории. Всё нам казалось смешным – даже мужчины, которые справляли малую нужду прямо из окон вагонов и шутили над женщинами, которые, естественно, не могли сделать то же самое. Мы не имели представления, куда мы едем и что нас ждет впереди. Мы знали только, что оставили немцев и войну позади… Поезд доставил нас в Белосток, который был польским городом в те недавние времена, когда я приезжала туда много раз с маминым театром. Я с любовью вспоминала об этом…

Появившись 14 октября в Белостоке, Эди застал там многих знакомых. Белосток – заштатный город, но в эти дни в нем очутились десятки музыкантов. Выбирай – не хочу. Начиналось создание новых коллективов, причем все они претендовали на статус государственных и республиканских. Первыми «в очереди» стояли оркестры Израиля Шаевича и Зигмунта Карасинского, за ними поспешал Ежи Петерсбурский, как всегда объединивший свои усилия с Генриком Гольдом. Новый оркестр собирал и бывший аранжировщик Гольда – Ежи Бельзацкий, пригласивший в свой коллектив Казимира Круковского в качестве конферансье. Круковский был весьма колоритной фигурой артистического мира Польши. Выпускник философского факультета Варшавского университета, кузен Юлиана Тувима, он еще в двадцатых стал выступать в известном кабаре Qui Pro Quo. Очень скоро Казимир превратился в настоящего мастера легкого жанра, он исполнял песни, снимался в кино, участвовал в популярном комическом дуэте. К тому же Круковский владел русским языком.

Эди был настроен скептически, считая Белосток слишком маленьким и провинциальным, для того чтобы разворачивать здесь свою деятельность. Львов, напротив, казался беспроигрышным вариантом. Незадолго до начала войны у трубача был подписан контракт на серию концертов во Львове. К тому же многие коллеги Рознера были родом из Галиции, знакомых музыкантов набралось бы на целый биг-бэнд. «Непременно во Львов! – поддержал Мейер Мельман. – Там живет мой брат, и мы сможем приобрести там все, что нам нужно».