Но что еще, кроме музыки, кроме красивого сочетания имени и фамилии, произвело в далеком 1940 году сногсшибательное, неизгладимое впечатление на публику? Конечно, костюм. Не только своим именем, оркестром и игрой на трубе, но внешним видом – белой пиджачной парой, пошитой в Амстердаме, Рознер сразил зрителя наповал. «У нас тогда никто не носил таких элегантных костюмов», – вспоминал коллега, композитор Юрий Саульский. Впрочем, чиновники от культуры рекомендовали Рознеру «купить пиджак своего размера». И бюрократы накаркали. Когда тринадцать лет спустя Рознер вернется из лагерей, пиджак у него будет в самом деле с чужого плеча: для первых выступлений костюм джазмену одолжит Аркадий Райкин.
Сейчас удивить кого-либо хорошим костюмом трудно. Напрочь забыты и отошли в прошлое некоторые «неотъемлемые» части вечернего мужского гардероба. Фетровая шляпа с полями, фрак и классический костюм-тройка используются разве что на театральных подмостках или по случаю.
В прошлом мужчина без пиджака едва ли мог появиться в присутственном месте, сегодня пиджак – признак академизма и верности традициям. И все же в жизни любого мужчины наступает момент, когда пиджак оказывается единственным способом продемонстрировать породу и стиль. Эдди знал толк в пиджаках. Двубортный и однобортный, черный и кремовый, однотонный и блестящий…
Продолжим мануфактурную тему.
В Белоруссии Рознер познакомился с выходцем из Гродно Пинхусом Файвлом (Павлом) Гофманом. Впоследствии Эдди вспоминал:
«“Я умею всё и ничего не умею”, – сказал тогда Павел. И действительно, он умел все! И петь, и танцевать, играл на скрипке, и главное – был большой юморист. При его оригинальной внешности он был просто находкой для нас».
Гофман станет одним из главных действующих лиц нового оркестра.
В каждом жанре есть свой король. Оскар Строк – король танго, Бенни Гудмен – король свинга, Рознер – царь в своем оркестре. Гофмана окрестили королем подтяжек. Может быть, потому что в некоторых репризах и песенных номерах он снимал пиджак, демонстрируя живот, обрамленный бретельками? Пародировал игру на скрипке, водя по помочам смычком? В «Ковбойской песне» Гофман садился задом наперед на стул, облокачивался на спинку, изображая «верховую езду».
За скрипичное мастерство отвечали другие – Арнольд Гольдберг, Адам Верник. Сам Гофман, по свидетельству Юрия Цейтлина, обращался к публике с такими словами: «Я играю третью скрипку, потому что четвертой у нас нет».
«Рознер сделал из меня артиста… – говорил Гофман Цейтлину. – Вообрази, у меня на улице просят автографы. В Варшаве бы не поверили!.. Когда я, ресторанный скрипач, женился на дочери врача, то в наших музыкантских кругах была сенсация: “Дочь врача и ресторанный скрипач!”»
«Представьте себе обаятельного круглолицего, совсем лысого человека, – продолжает Цейтлин, – с обширным животиком, но при этом умеющего делать батман. Павел участвовал в конферансе и был душой концерта. Кроме того, он пел шуточные песенки…»
По слухам, в оркестре Рознера нашлось место и для паренька из Лодзи, который никаким музыкальным инструментом не владел. Звали юношу Артур Браунер. После войны он окажется в Берлине, где сделает карьеру кинопродюсера.
Яков Басин:
Концерты… в Белгосфилармонии (помещении клуба имени Сталина, ныне – здание кинотеатра «Победа»), состоявшиеся 16-17-18 апреля 1940 года, стали сенсацией сезона. Перед ними поблекли и осенние концерты Леонида Утесова, и январские гастроли в Минске джаз-оркестра Якова Скоморовского с Клавдией Шульженко, только что ставшей лауреатом Первого конкурса артистов эстрады… Пришлось дать еще один концерт – 19 апреля, потом еще один – 20-го.
Гофман вспоминал позднее, что во время концертов в Минске Рознера оповестили о приглашении в ЦК КП(б)Б. Русский язык Эдди тогда знал очень слабо и не понял, о чем речь. Гофман, выполнявший роль переводчика, либо не расслышал, либо решился на хохму. С серьезным видом Павел сказал, что вызывают в ЧК.