— Итак, — он облокачивается на стену, на его губах блуждает улыбка, — и вот мы снова одни, грязнокровка.
Я с ненавистью смотрю на него.
— О, прости меня, — он ухмыляется и берет палочку. — Я, кажется, забыл о твоем временном затруднении. Фините Инкантатем.
Невидимая рука отпускает мое горло.
— Что вам теперь от меня нужно? — Я поднимаюсь на ноги. — Почему вы не отправились с ней? Не хочу, чтобы вы здесь находились.
Он издает легкий смешок.
— Ну, ну, я всего лишь хочу поговорить с тобой. Не стоит быть такой колючей.
— Колючей? — «Колючая» это значит, пребывающая в легком недовольстве. «Колючая» не описывает и сотой доли моего гнева по отношению к нему. — Колючей?
Он смеется.
— Успокойтесь, моя дорогая вспыльчивая юная леди.
— Нет, не успокоюсь! — Я кричу. — Убирайтесь. Догоните Беллатрикс и идите с ней. Оставьте меня одну!
Я отворачиваюсь и прислоняюсь лбом к холодным камням.
— Нет, — говорит он после паузы. — Нет, я лучше останусь здесь. Белла иногда такая…скучная.
Я почти смеюсь и снова поворачиваюсь к нему лицом.
Он ближе, чем раньше.
— А я, разве, нет? — Я долго и пристально смотрю на него. — Все что я делаю, это сопротивляюсь, рыдаю, но, в конце концов, сдаюсь. Если это не однообразие, то я не знаю тогда что.
И он… он не отвечает мне. Он просто смотрит на меня, но ближе не подходит. И на его лице застыло странное выражение… как будто что-то удивило его, и он пытается понять насколько сильно.
— Да, пожалуй. Но ты должна признать, что ненависть куда интереснее слепого обожания. К примеру, я уверен, ты считаешь меня куда интереснее своего дорогого дружка Уизли, даже если и предпочитаешь его компанию моей.
— Как вы можете предполагать подобное? Волдеморт, конечно, крайне интересный объект для психологического исследования, но это не значит, что я бы подошла к нему ближе чем на пару сотен миль, будь у меня такая возможность.
Он просто ухмыляется, тогда как я почти ору в бешенстве. Заставляю себя переключиться на что-то более действенное. Если он предпочитает ненависть, он получит ее сполна.
— Скажите мне, — я буквально выплевываю слова, в надежде, что они заденут его, — а ваша жена в курсе, что вы спите с ее сестрой?
Он хмурится.
— Какое это имеет значение? Тебя не касается, как я веду себя со своей женой.
Возникает пауза. Я смотрю в его холодные серые глаза, суженные в приступе злобы. Две ледышки.
— Почему вы сказали Рону… — я обрываю фразу, не зная как закончить предложение, потому что не уверена, хочу ли услышать ответ.
— Почему я сказал ему что? — Его голос тих. Кажется, его пробрало.
— Вы сказали Рону, что изнасилуете меня у него на глазах, если он не будет делать, как вы велите, — с моих губ срывается еле понятное бормотание.
Он напрягается.
— Ну и что? Что такого, если он поверит в это? Я бы все равно этого не сделал.
— Я знаю! — Мое лицо пылает от ярости. — Но это так… так низко с вашей стороны, использовать эту уловку, чтобы заставить его говорить!
— Я не мог упустить такую возможность. Ты бы видела выражение его лица, когда я в деталях описывал, что бы я с тобой делал и как был бы полностью уверен, что ты наслаждаешься каждой секундой…
Он сказал Рону, что он сделал бы это сам?
— Какой же вы подонок!
От гнева и унижения кровь пульсирует в висках, я бросаюсь на него. Как он посмел?
Но я замираю прежде, чем достигаю его. Конечно, он не мог не воспользоваться палочкой. Я могу двигать лишь головой. Он улыбается, проводя пальцем по моей щеке.
— Не стоит злиться. Ты же знаешь, твое тело…ммм… священно для меня. *
Я сжимаю губы.
— А теперь, ты обещаешь хорошо себя вести, если я сниму заклятие?
Я подавляю свое негодование и киваю. Он улыбается еще шире и делает взмах палочкой в мою сторону. Я спотыкаюсь, и он подхватывает меня, не давая упасть.
Он не отпускает мою руку, даже когда я уже крепко стою на ногах.
— Должен сказать, я был тронут… ты так защищала меня в ответ на обвинения своего друга. Не знал, что ты так обо мне заботишься.
— Мне плевать на вас! — Я вырываю свою руку из захвата, но он лишь усмехается.
— Конечно, — он проводит рукой по моим волосам. — Именно поэтому ты так яро отвергала его инсинуации. Почему ты не позволила ему думать обо мне самое плохое?
— Потому что я не хочу его ранить! И я не жду, что вы поймете меня!
— Какие милые сантименты! Но если так, почему же ты рассказала ему, что с тобой хотел сделать Антонин?
Я на секунду прихожу в замешательство.
— Я просто… — я замолкаю — не знаю что сказать.
Он ухмыляется все шире, убирая руку от моих волос.
— Значит, ты не хотела его расстраивать. Или просто ты начинаешь привязываться ко мне.
— ЗАМОЛЧИТЕ! — Я кричу, поднимаю руку, чтобы залепить пощечину, но он перехватывает ее. Его улыбка исчезает, когда он притягивает меня к себе.
— Ты еще смеешь поднимать на меня руку? — Его лицо перекашивает от гнева. — Я думал, что вчера я преподал тебе хороший урок послушания или хотя бы раскаянья за свои действия.