Eden (ЛП)

Он беззвучно открывает и закрывает рот, а затем вновь качает головой.

— Мне жаль, — шепчу я, и мне правда очень жаль, что все так обернулось.

— Нет, я вовсе не имел в виду… просто, знаешь, Эйвери и Драко все время ошиваются рядом и… они могли причинить тебе вред, и я…

Возможно, ему было бы гораздо легче принять, что это ребенок насильника, а не того, кого я выбрала сама.

— Он… — глубокий вдох, — он знает?

Господи, это так… унизительно. Хочется провалиться сквозь землю.

— Да, знает, — бормочу в ответ с несчастным видом.

Рон поднимает взгляд к потолку и выглядит так, словно старается взять себя в руки.

— И что он сказал? — едва слышный шепот.

Не успеваю вовремя подавить усмешку.

— Уверена, ты и сам догадываешься, — с горечью отвечаю я. — Он был не в восторге.

Рон издает что-то вроде истерического смешка.

— Да уж, — бросает он. — Теперь понятно, почему он вчера так злился… спорю на что угодно, ты сказала ему вчера, да?

— Да.

Он прикусывает нижнюю губу — так сильно, что проступает кровь.

— Так… — заметно, что слова даются ему нелегко. Его синие глаза сверкают неистовым пламенем. — Ты… ты собираешься избавиться от ребенка, или что? — прямо интересуется он.

Ох, это одна из самых сложных вещей. Как сказать ему, что я собираюсь сохранить то, что окончательно уничтожит все былое между нами?

— Н-нет, — выдавливаю я. — Он… он хотел, чтобы я это сделала, даже дал мне специальное зелье, но я… — глубоко вздыхаю. — Я не смогла. Наверное, надо было, но я… просто не смогла.

— Почему?..

Он хмурится, пытаясь подобрать еще слова, но лишь сжимает губы и качает головой.

И я даже рада этой секундной передышке, потому что не могу ответить на его вопрос.

— Вот… вот сволочь, — выплевывает он. — Больной извращенец, ублюдок! Он… тебе же всего восемнадцать! Господи…

Стою на месте, заламывая руки.

— Знаю, Рон, но это…

Он не слушает, меряя шагами комнату взад-вперед и бурча под нос, обращаясь то ли ко мне, то ли к себе.

— Грязный, мерзкий… ровесница его сына… а его жена… о боже!

Внезапно он яростно вскрикивает, резко оборачивается и пинает мой столик, вряд ли замечая, как опасно при этом дребезжит зеркало.

— Да я, блядь, УБЬЮ ЕГО! — взрывается он, выпуская накопившиеся злость и ненависть. — Ублюдок! Убью! Этот ребенок… Господи, это должен был быть…

Он закрывает лицо руками, не в силах продолжать дальше, и рвано дышит.

Внутри все обрывается: я знаю, что он хотел сказать. Знаю, потому что сама не единожды говорила себе это.

— Да, должен был, — с горечью произношу я. — Но… что сделано — то сделано.

Тишина поглощает мои бесполезные, никчемные оправдания. Он молча поворачивается ко мне, не поднимая глаз от пола.

— Хотела бы я, чтобы ребенок был твоим, Рон, — мой голос дрожит. — Правда. Но это невозможно…

— А может и возможно…

Непонимающе хмурюсь.

Он поднимает голову: жесткая линия подбородка и плотно сжатые губы — весь его вид говорит о решительности.

— Что ты имеешь в виду? — мне кажется, я знаю, о чем он. Признаться, я просто пытаюсь выиграть время и разобраться, как реагировать на то, что он собирается предложить.

Он делает шаг вперед.

— Они уже… им же известно, что… все уверены, что мы небезразличны друг другу, в определенном смысле. Все, кроме… него, — он краснеет, но все равно продолжает. — Возможно…

Пройдясь по комнате туда-сюда, он поворачивается и обращается ко мне, снова глядя в пол.

— Знаю, мы можем никогда и не выбраться отсюда, — бормочет он. — Но если у нас получится, я не против… я был бы рад притвориться…

Остановившись, он смотрит на меня — глаза блестят — и в момент оказывается подле, крепко сжимая мои ладони в своих.

— Ты разрешишь мне оберегать тебя, Гермиона? Если мы когда-нибудь выберемся отсюда, можно я буду заботиться о тебе?

Смотрю на него, едва осознавая, какой беспорядок творится у меня в голове.

— Не думаю, что мы выберемся… — начинаю я, но он качает головой.

— Даже если нет, я все еще мог бы помочь, — решительно говорит он. — Я мог бы… я мог бы сказать, что это мой ребенок.

Качаю головой, и слова так и рвутся наружу.

— Они убьют тебя за… порождение полукровок, Рон…

— Ну, это вряд ли, — уверенно отвечает он. — Я им нужен. И я — не ослушавшийся Пожиратель Смерти, которого можно показательно казнить. Зачем бы им убивать меня, когда я нужен им, чтобы держать на коротком поводке моих родителей или чтобы добраться до Гарри?

Я… боже мой, я не знаю, что и думать!

— Но что будет, когда он родится? — я в отчаянии. — Если у него будут светлые волосы и бледная кожа? Они не дураки, и сразу поймут, что к чему…

— Девять месяцев — долгий срок, Гермиона, — его глаза горят почти… возбужденно. — Мы вполне можем быть свободны к тому времени. И если это случится…

Он крепче сжимает мои руки.

— Обещаю, что не оставлю тебя, — слегка запинаясь, продолжает он. — Я знаю, что не так умен, как ты, и скорее всего никогда не стану богатым. Но я… я люблю тебя.

Сердце грохочет, когда я смотрю в его горящие, сияющие глаза.