— Если ты захочешь, я буду любить тебя до конца своей жизни, — говорит он. — Притворюсь, что это мой ребенок. Даже если мы останемся здесь, я буду настаивать на этом. Мы могли бы сказать, что мы… ну, понимаешь… что нас оставили наедине…
Он переводит дыхание.
— А если мы выберемся… я буду воспитывать этого ребенка, как своего, если ты будешь не против. Ты никогда не услышишь пересудов за спиной о том, кто его отец. Мы скажем, что он мой, и ребенок никогда не узнает правды.
От удивления у меня отваливается челюсть.
— Ты… ты правда пошел бы на это? — слова даются нелегко. — Воспитал бы ребенка Пожирателя Смерти как своего?
Он колеблется сотую долю секунды, но кивает с твердой уверенностью.
— Чтобы быть с тобой, я пойду на что угодно. Все, чего я всегда хотел, это быть с тобой. И если ты только позволишь мне, если мы выберемся отсюда, я до конца жизни буду о тебе заботиться.
Он падает на колени, сжимая мои ладони.
— Если мы станем свободны… — он чуть колеблется. — Гермиона, ты выйдешь за меня?
Смотрю на него, не зная, что сказать. Ни единой мысли в голове.
Я мечтала об этом моменте несчетное количество раз. Глупо хихикала в подушку, лежа после отбоя в женской спальне Гриффиндора, и вспоминала, как он улыбался мне или смотрел в мою сторону, и думала о том, что было бы, сделай он мне когда-нибудь предложение.
Но девичьи грезы об ужине при свечах и кольце с бриллиантом были безжалостно уничтожены Люциусом Малфоем. И сейчас я неожиданно понимаю, что происходит то, о чем я никогда бы и не подумала: я действительно сомневаюсь, принимать предложение Рона или нет.
Но… а какой еще у меня есть выход?
Я люблю его. Правда, люблю. Он добрый, смелый, хороший. Он — моя опора. Он никогда не причинит мне боли.
Но он не Люциус.
Люциус никогда не стал бы… никогда не предложил бы мне такое, даже если бы захотел.
Ко всему прочему, если мы сбежим, нужно будет куда-то идти, ведь родители мертвы, и мне необходимкто-то, кто позаботится обо мне и… и о ребенке. Я слишком молода, чтобы растить его в одиночку. Может, будь я постарше…
И я… я люблю его. Правда.
Так же сильно, как любишь Люциуса?
Рон поглядывает на меня с беспокойством.
Падаю на колени подле него, отказываясь даже думать о том, что собираюсь сделать, и ласково касаюсь его щеки.
— Да, я выйду за тебя.
Он с облегчением выдыхает, и мы обнимаем друг друга. Всхлипываю, чувствуя тепло его рук, и совершенно не знаю, что и думать.
— Выйду, — шепчу я.
Дверь открывается.
Смотрю поверх плеча Рона на Люциуса, хмуро взирающего на нас. Все тот же взгляд, которым он всегда смотрел на нас, когда мы с Роном были вместе; тот самый, что и тогда, когда Рона только схватили, и мы изо всех сил обнимали друг друга, а Люциус подсматривал.
Ревность. Безудержная ревность.
Но вопреки вполне ожидаемой вспышке ярости, он выглядит почти… не знаю. Он напряженно сглатывает, глядя на нас с…
С обреченностью.
Рон тоже поднимает голову, и мы оба вскакиваем на ноги, но, видимо, по разным причинам.
— Ты! — шипит Рон, моментально краснея от ярости. — Убирайся вон, ублюдок…
— Молчи и слушай, — перебивает его Люциус.
Меня шокирует вовсе не его хладнокровие; в конце концов, Люциус и Рон далеко не друзья-приятели. Нет, меня вводит в ступор… его ледяной, равнодушный тон. Таким же тоном он отдает приказы, когда есть четкий план, которого стоит придерживаться.
Что на этот раз?
Мне вовсе не хочется знать.
Пытаюсь поймать его взгляд, но он неотрывно смотрит прямо на Рона.
— У меня никакого желания терпеть твою компанию, Уизли, — его тон — острый как бритва — сочится нетерпением. — Но в виду того, что сказанное мною коснется и тебя, ты можешь остаться.
Рон насмешливо фыркает.
— И с чего это ты решил, что мне интересны твои слова? Почему я должен слушать извращенца, заделавшего ребенка школьнице, почти вдвое моложе него?
Мускул на лице Люциуса дергается, но он борется с собой, буравя Рона ледяным взглядом.
— Я бы напрасно польстил себе, если бы хоть на минуту решил, что тебе крайне интересно то, что я скажу.
Он умолкает, и на мгновение его взгляд падает на меня, но вновь возвращается к Рону.
Почему он отказывается на меня смотреть?
— Полагаю, ты уже знаешь о… о нашей проблеме, — сдержанно замечает он.
— Проблеме? — Рон кривит рот. — Малфой, ты заделал ребенка подростку, — это чуть больше, чем проблема…
— Как бы там ни было, — нетерпеливо перебивает его Люциус, — это уже случилось, так что сейчас нужно решить, что делать дальше, и как можно быстрее.
Он переводит дух, и на миг мне кажется, что он вот-вот посмотрит в мою сторону, но я опять ошибаюсь. Он принимается ходить взад-вперед по комнате, глядя куда угодно, только не на меня.
Холод сковывает меня: я начинаю догадываться, чем это закончится, и я не… я не знаю…
— Если она не примет абортивное зелье, тогда она не сможет остаться здесь. Все в этом доме уже подозревают, что между нами что-то происходит, и Темный Лорд не исключение. Когда они узнают о ее состоянии, они казнят меня за предательство.
Он прекращает наворачивать круги, вперив взгляд в стену слева от меня.