Эдера

— Я не вижу в этом мальчишке серьёзного соперника, — улыбнулся Франц. — Но он владеет контрольным пакетом акций «Недвижимость Сатти». Ты вполне можешь уговорить его продать эти акции нам. Тогда твой Ральф сможет перекачивать в Италию все свои сомнительные деньги, прикрываясь безупречной репутацией фирмы Сатти. При этом наш с тобой доход неизмеримо повысится!

— Я поговорю с Ральфом, — пообещала Мелоди.

Андреа много раз пытался восстановить в памяти все мельчайшие подробности их первой встречи с Мелоди, но вспоминалась почему-то лишь на диво обворожительная атмосфера и тот трепетный интерес к его персоне, какого Андреа никогда не видел даже со стороны самых близких людей — матери и жены. Это, конечно же, льстило ему, и в то же время казалось невероятным, чтобы такая восхитительная женщина, как Мелоди, у которой наверняка множество самых блистательных поклонников, удостоила своим вниманием какого-то мальчишку. Андреа хотелось понять, что же это всё-таки было — каприз избалованной красавицы или действительно внезапно открывшееся обоим родство душ? Ведь они почти не говорили о делах, а сразу стали рассказывать друг другу о своих привязанностях и увлечениях. Возможно, причиной для такой откровенности послужило то, что беседа происходила не в строгом офисе, а в полуофициальной обстановке: изысканно обставленный кабинет Мелоди, тихая, приятно обволакивающая музыка, безмолвный, услужливый человек, появлявшийся откуда-то в нужный момент и подававший то шампанское, то кофе, то десерт.

Иногда в памяти Андреа всплывали какие-то обрывки их довольно долгого разговора. Например, узнав, что гость женат, Мелоди заметила:

— Я предпочитаю иметь дело с женатыми мужчинами, поскольку они должны быть осмотрительны в своих связях, а, стало быть, и вынуждены вести себя тактично.

Андреа несколько смутился от такого заявления, и она тотчас же добавила, что не хотела его шокировать.

— Я вовсе не шокирован, — заверил её Андреа. — Простите, однако, если невольно оказался бестактным. Но вы — действительно очаровательная женщина, которая не может не вызывать интереса у мужчин.

— А вы мне представляетесь мечтателем и романтиком, которого привлекают изящные искусства.

Андреа был просто изумлён её прозорливостью.

— Но скажите, как такой человек может заниматься недвижимостью? — выразила, в свою очередь, изумление Мелоди.

И Андреа рассказал о своей главной страсти — живописи, с которой связаны все его творческие устремления и которая, может быть, станет вообще делом его жизни.

Всё, что потом говорила Мелоди, произвело на Андреа потрясающее впечатление. Можно без преувеличения сказать, что из этого гостеприимного дома он вышел совсем другим человеком — преисполненным уверенности в собственных силах и желания немедленно отправиться к своим холстам и краскам, чтобы работать день и ночь, и стать когда-нибудь знаменитым художником!

«Я помогу вам устроить выставку, — звучал у него в ушах проникновенный голос Мелоди. — Среди моих друзей много критиков, продавцов живописи, владельцев галерей... Тот, кто посвящает себя искусству, должен твердо верить в себя... Я не сомневаюсь, что вас ждёт успех. Мы скоро увидимся в Риме!..»

— Идея выставки кажется мне замечательной, — говорил Андреа Эдере, вернувшись из Испании, — хотя и немного пугает. А как ты думаешь?

— Я не очень в этом разбираюсь, — уклончиво ответила Эдера, — но в любом случае выставка была бы для тебя полезной.

— Знаешь, у Мелоди большие знакомства...

— Она, эта Мелоди, очень красива? — прервала мужа Эдера.

— Да, красива. Но причём тут это? Она приедет в Рим, посмотрит мои работы, а затем, если ей понравится то, что я сделал... Понимаешь, я должен работать! Мне надо написать что-то новое, значительное...

О чем-либо другом, кроме живописи и Мелоди, Андреа отныне и говорить, и думать не мог.

Разговор между Манфредом и Хильдой, который в тот злополучный вечер не дослушала Чинция, ничего не прояснил. Хильда внезапно почувствовала себя плохо и поспешила удалиться, пообещав позвонить, как только ей станет лучше. Звонка, однако, всё не было, и чета Дресслеров жила несколько дней, словно на вулкане. Когда же Хильда, наконец, позвонила, у Чинции окончательно сдали нервы, и она предложила Хильде встретиться, твёрдо решив навсегда уйти от Манфреда.

Хильда пришла опять не одна, а с Лоттой, и то, что они услышали от Чинции, похоже, озадачило обеих. К такому повороту событий ни Хильда, ни её подруга явно были не готовы.

— Поверьте, я вовсе не намеревалась разрушить ваш брак, — призналась Хильда.

— И, тем не менее, вы — единственная законная жена Манфреда, — повторила ранее сказанное Чинция. — Поэтому я должна уйти.

— Это безумие! — воскликнул присутствовавший здесь же Манфред. — После стольких лет разлуки мы с Хильдой стали... чужими.

— Манфред прав, — вмешалась Лотта. — Он должен оставаться с вами. Но у нас к нему есть одно предложение...

— Это вы обсудите без меня! — заявила Чинция. — Я только хотела сказать Хильде, что не держу на неё зла. Прощайте, Хильда. Прощай, Манфред!..