Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр

– Я сделал ему ванну с vinaigre des quatre voleurs[52], – сказал Дюпен. – Одежда его была испачкана землей из погреба, полного крыс. Воздух погреба также был заражен трупными испарениями. Опасаюсь, что не обошлось и без укусов.

– Нет, меня не кусали. Я отогнал крыс.

– Он мог быть и оцарапан. Чуму разносят не только клыки, но и когти этих мерзких тварей.

Дюпен говорил так, будто меня не было в комнате. От этого ощущение, будто я заперт внутри водяного купола, усилилось.

– Прошу вас, мистер По. Я должен вас осмотреть. Прошу извинить мою бесцеремонность, но любой укус или царапину следует прижечь, иначе вы рискуете умереть очень неприятной смертью.

Устало высвободив ноги из-под одеяла, я сел на постели.

– А я пошлю за кофе, – сообщил Дюпен.

– Только чай, – возразил доктор. – В данных обстоятельствах чай гораздо полезнее.

Кивнув, Дюпен вышел. Доктор Фруассар немедленно раздвинул шторы и переставил мой прикроватный столик к окну. Затем он извлек из портфеля склянку цвета янтаря и ком ваты и развернул футляр в виде кожаной ленты с кармашками, в которых блестели на солнце острые металлические инструменты.

– Будьте любезны.

С этими словами доктор указал на мою ночную рубашку. Я снял ее. Доктор указал на прямоугольник солнечного света, падавшего на пол из окна.

– Сюда, пожалуйста.

Вынув из портфеля странный инструмент, похожий на лупу в широкой металлической оправе, доктор приспособил его на голову так, что увеличительное стекло оказалось прямо перед его левым глазом. Я с объективностью врача-коллеги наблюдал, как он, осматривая мою кожу в поисках укусов или царапин, попутно легонько обстукивает мою спину и плечи каким-то инструментом в виде маленького молоточка.

– Очень хорошо. На коже я ничего не вижу. Осталось осмотреть скальп.

Доктор слегка наклонил мою голову. При его выдающемся росте весь мой череп оказался перед ним как на ладони. Вынув из футляра металлический гребень, он осмотрел каждый дюйм моей до сих пор влажной головы.

– Прекрасно, – наконец объявил он. – Можете одеваться и возвращаться в постель, если угодно.

Раздался формальный стук в дверь, и в спальню вошел Дюпен, неся поднос с чайными приборами и свежевыпеченными сконами[53]. Желудок грозно зарычал, едва лишь разум попытался отказаться от угощения.

– Что ж, повреждений кожи или скальпа я, к счастью, не наблюдаю. Теперь следует надеяться, что зараза не проникла в тело через носовую и ротовую полости. Вот вам профилактическое средство, которое следует принимать ежедневно.

Порывшись в своем необъятном портфеле, доктор извлек деревянную шкатулку и откинул крышку. Внутри оказался набор склянок, снабженных аккуратными ярлыками с надписями на латыни. Доктор осторожно смешал содержимое нескольких из них в небольшом пузырьке. Дюпен внимательно наблюдал за ним.

– Полынь? – спросил он, подняв брови.

– Artemisia absinthium – или же «полынь горькая» – есть замечательное глистогонное. Прекрасно отпугивает блох и вшей, помогает от спазмов, защищает от моровых поветрий и лихорадок. Весьма полезно для человека после контакта с крысами. Также обладает успокаивающим действием, что в нашем случае отнюдь не помешает.

Дюпен кивнул. Доктор Фруассар закупорил пузырек, яростно встряхнул его, снова открыл и скрупулезно отмерил десять капель в стакан с водой.

– Вот так. По десять капель на стакан воды утром и вечером, – сказал он, прежде чем подать пузырек мне. – Если пить залпом, вкуса почти не чувствуется.

Я выпил лекарство, наслаждаясь его горечью. Неприятный вкус, оставшийся во рту, словно бы упрочил мою связь с окружающим миром.

– Чаю? – спросил Дюпен доктора.

– Да. Но без молока!

– Конечно. Чай с молоком – одно из самых ужасных изобретений англичан. А вам, По?

Дюпен придержал чайник над третьей чашкой. Я согласно кивнул. Он поставил наполненную для меня чашку на прикроватный столик, а сам вместе с доктором Фруассаром расположился в креслах. Они завели негромкую беседу о различных симптомах заразных хворей. Я принялся за горячий чай, полагая, что он вернет мне силы, но вокруг начали сгущаться сумерки, и я даже подумал, не добавили ли в мою чашку снотворного. Тут мои компаньоны перешли на французский. Почуяв, что их беседа приобрела заговорщический тон, я собрал все силы и прислушался.

– Я прошу вас проанализировать кое-какой предмет с места происшествия. Подозреваю, предмет сей – не то, чем он кажется.

Дюпен передал что-то доктору Фруассару. Послышалось шуршание. Но я не смог поднять отяжелевшие веки, чтобы разглядеть, что это за предмет.

– Лучше бы осмотреть целиком, – в конце концов сказал Фруассар. – Уверен, на месте я сразу смогу точно сказать, что это. Перевозить никуда не нужно, если не потребуется в качестве улики.

– К несчастью, эта улика способна уличить разве что в злобной травле, но никак не в преступлении, караемом тюремным заключением. Цель расследования – душевное здоровье моего друга По.

Слышать, что Дюпен обсуждает мое душевное здоровье с доктором, было неприятно.