Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр

Мы вошли в Риджентс-парк через Мэклсфилдские ворота. Здесь, с северной стороны парка, открывался чудесный вид на зеленеющие пригородные просторы Примроуз-хилл и Хампстеда. Но, несмотря на красоту окрестностей, любая тень, любой неожиданный резкий звук сильно тревожили мои обостренные чувства, заставляя сердце сжиматься. В парке оказалось весьма оживленно. Гуляющие наслаждались прекрасной погодой. Память о погребе на Бейхем-стрит и его ядовитых испарениях мало-помалу начала меркнуть. Дюпен приобрел карманный путеводитель и взял на себя роль гида, просвещая меня по мере его чтения. Риджентс-парк был открыт для публики всего два года назад, так как принц-регент намеревался построить себе резиденцию в его северо-западной части, но передумал, благодаря чему лондонское общество обзавелось еще одним превосходным местом, где можно и людей посмотреть, и себя показать. По пути к Зоологическим садам Дюпен описывал размеры парка и архитектурный замысел. От моих попыток повернуть разговор в сторону его находки на Бейхем-стрит он лишь отмахивался.

– Там. Вон там. Нас ожидает прекрасное зрелище. Слышите рев льва? Должно быть, мы в джунглях Африки.

Дюпен с шутливой мрачностью указал на ухоженные кусты и деревья вокруг. Я не смог сдержать улыбки. Он снова уткнулся в путеводитель.

– Сюда, в Зоологические сады Риджентс-парка, были перевезены королевские зверинцы из Тауэра и Виндзорского замка. Теперь здесь выставлены для обозрения более тысячи представителей царства животных, включая млекопитающих, птиц и пресмыкающихся.

– Обширное собрание.

Заплатив за вход, мы двинулись вперед по насыпной дорожке. Сады были устроены просто восхитительно. Постройки для содержания экзотических зверей имели привлекательный вид и были замечательно приспособлены под нужды животных. Каждая из просторных клеток хранила в себе сюрприз, будь то тяжело дышащий белый медведь, спящий леопард или пасущиеся носороги. Ни единого из этих животных я раньше не видел во плоти, и зрелище привело меня в восторг – так же, как и прочих посетителей. Несколько страусов паслись прямо в открытом вольере – коротенькие крылышки, неспособные поднять их в воздух, позволяли содержать их без крыши. Рядом находилась группа из четырех жирафов. Они озирали горизонты, недоступные взорам низкорослых существ, покачивая длинными шеями из стороны в сторону.

– Этих жирафов гнали с пристани Блэкуолла стадом, точно обычных овец или коров, – сообщил Дюпен.

– Удивительное, должно быть, было зрелище! Представьте себе: вы просыпаетесь и видите этих животных, шагающих мимо ваших окон!

– В самом деле. Хотя я полагаю, что их вели по ненаселенным местам.

Дюпен повел меня дальше. Здесь, не обращая на нас никакого внимания, бок обок паслась пара лам.

– О, ламы! Интересные создания. Из Перу.

– Но жирафы, конечно же, гораздо более необычны. Или путеводитель сообщает об этих ламах нечто экстраординарное?

Дюпен пожал плечами.

– На самом деле мне интересны не столько сами ламы, сколько страна, откуда они родом.

– Перу? Не знал, что вас так интересует эта страна.

– Я путешествовал там в юности. Весьма необычное место. Ни флора, ни фауна совершенно не похожи на европейские. Особенно птицы, за которыми так охотятся наши коллекционеры.

Я был крайне изумлен.

– Вы бывали в Перу?!

– Да, – с напускным безразличием ответил Дюпен. – Отчего это вас так удивляет?

Я не смог сдержать скептического смеха. Представить себе утонченного, светского Дюпена в дебрях Южной Америки мне не удалось при всем богатстве моего воображения.

– О, взгляните. Обезьяны.

Ряд вольеров перед нами был населен разнообразными приматами. Пройдя мимо игривых маленьких обезьянок и угрюмых шимпанзе, Дюпен остановился напротив большой клетки. Я поспешил за ним.

– Pongo pygmaeus, – сказал Дюпен. – Он же – «калимантанский орангутан». Животное, чей уровень интеллекта наиболее близок к человеческому. Однако интеллект среднего орангутана может и превосходить уровень человека ограниченных умственных способностей.

– Вот как?

Я подошел к клетке и внимательно осмотрел ее обитателя.

– Порой срок жизни орангутана превышает тридцать лет, будь то в неволе или в естественной среде обитания… – Дюпен окинул животное оценивающим взглядом и посмотрел на меня. – И внешне очень похож на человека, не так ли?

– Да, действительно. Только ноги намного короче, а руки – длиннее человеческих. И форма черепа, насколько я могу судить, должна значительно отличаться.

Дюпен кивнул.

– Совершенно верно. Однако, увидев останки Pongo pygmaeus, облаченные в человеческую одежду и помещенные в темную яму в молитвенной позе, вполне можно подумать, будто перед нами останки человека, не так ли?

– Возможно…

И тут я понял смысл предположения Дюпена.

– Бейхем-стрит?!