– Для большинства – возможно. Но способы достижения нужного эффекта очевидны. Хоровое пение псалмов создало атмосферу доверия, а та белая роза послужила впечатляющим началом спектакля. Миссис Фонтэн прекрасно изучила прошлое своей жертвы. Возможно, эта добрая леди сама рассказывала ей о былом при прошлых встречах, или же миссис Фонтэн провела тщательное расследование и замечательно подготовила весь этот чудовищный балаган.
– Что же в этом такого уж чудовищного? Ведь леди была довольна…
– Ей было сказано лишь то, что она хотела бы слышать. И в этом не было ни слова правды.
– Откуда вам знать, Дюпен? Как вы можете с уверенностью утверждать, что давно умерший возлюбленный этой дамы действительно не ждет ее в загробной жизни?
– По, ведь я – ученый, а не досужий фантазер.
– Но все же, если миссис Фонтэн – шарлатанка, то как ей удалось вызвать у вас такую реакцию, позволив той французской леди говорить ее устами? Той леди, которая, судя по всему, говорила последнее слово перед казнью. Будь миссис Фонтэн простой мошенницей, откуда она могла узнать о вашей бабушке?
Внимательно следя за выражением лица Дюпена, я надеялся, что и мне удастся поколебать его невозмутимый скептицизм, как это случилось во время «сеанса». Но меня постигло разочарование.
– Как я, кажется, уже говорил, я не бестелесный призрак, коим вы меня отчего-то полагаете. Выяснить, что произошло с моими дедом и бабушкой, совсем несложно. А представление миссис Фонтэн лишает всякой убедительности один простой факт: если бы бабушка говорила со мной с того света, она обращалась бы ко мне по-французски, поскольку не знала по-английски ни словечка.
Я не смог удержаться от легкого укола:
– Но, возможно, в загробном мире все говорят только по-английски?
– Одно это явилось бы веской причиной отрицать его существование, – парировал Дюпен. – Но, должен признать, миссис Фонтэн все же удалось застать меня врасплох. Но позже стало совершенно ясно, что ее представление – лишь хитрый способ противодействия моему критическому взгляду. Это была лишь часть их с профессором главного замысла – заточить вас в погребе.
Должно быть, на лице моем отразилось то самое потрясение, которое я надеялся вызвать у Дюпена.
– С профессором?!
– Который, конечно же, был и тем писарем во время повешения в Ньюгейте, и тем человеком, которого я не смог догнать во время ваших чтений. Очевидно, он весьма искусен в перевоплощении.
Вызвав в памяти образы всех троих, я усомнился в правоте Дюпена.
– Но я уверен: все они были разного роста!
– Дело всего лишь в обуви. В каблуках разной высоты, – пояснил Дюпен. – Вспомните, на что были способны ваши собственные дед и бабушка.
Если мне и трудно было представить, что миссис Фонтэн – злодейка, то вообразить в роли негодяя того змееглазого человека оказалось легче легкого.
Дюпен улыбнулся при виде моего замешательства.
– Если вы все еще не уверены в том, какие отношения связывают миссис Фонтэн и так называемого «профессора», вспомните броши, которые они носят. Уверен, вы заметили необычное украшение на платье миссис Фонтэн – брошь, во всех подробностях изображающую человеческий глаз.
Я кивнул, вспомнив яростный взгляд карего глаза.
– Да. Он был совсем как живой. И производил крайне отталкивающее впечатление.
– Что неудивительно, если вспомнить глаза, послужившие художнику натурой.
– Нет-нет, Дюпен, глаза миссис Фонтэн – приятного фиалково-синего цвета. Отнюдь не карие.
– Вы не понимаете. Брошь на ее платье изображает не ее собственный глаз, а глаз ее возлюбленного. На свете есть странная традиция. Возлюбленные, которым не суждено быть вместе – по причине злой судьбы или несчастливого брака – носят такие броши как тайный знак своей любви. Свирепый карий глаз принадлежит возлюбленному миссис Фонтэн. А он, в свою очередь, носит брошь в виде фиалково-синего глаза.
Я ни за что не поверил бы в такую фантастическую историю, если бы не видел брошь, украшавшую платье миссис Фонтэн, собственными глазами.
– Профессор, он же – писарь, он же – любитель литературы… Словом, какова бы ни была его истинная природа, он носит брошь в виде глаза, приколотой к жилету. Я мельком заметил ее еще во время сеанса, когда все мы взялись за руки, но связал эти детали воедино только после вашей пропажи.
– Трудно поверить, что женщина столь высокого положения, как миссис Фонтэн, полюбит этакого низкорожденного пройдоху. Еще труднее поверить, будто она заодно с человеком, намеренным убить меня.
– По, вступаться по-рыцарски за слабый пол – прекрасная черта. А вот обожествлять слабый пол совсем ни к чему. Привлекательная внешность отнюдь не гарантирует высоких моральных принципов.
– Мне это прекрасно известно, но наверняка этот самозваный профессор манипулирует ею каким-то бесчестным образом! Она – дама замужняя, и, судя по ее одеждам, если не по месту жительства, муж ее – человек вполне обеспеченный.