Эдгар Аллан По и Перуанское Сокровище

Пожимая Дюпенову руку, я всем сердцем надеялся, что окажусь ему столь же верным другом, если он когда-либо будет нуждаться во мне.

– А я никогда не забуду того, что вы для меня сделали, – сказала мне мисс Лоддиджс. – Благодарю вас, мистер По. А в вас, Вирджиния, я обрела драгоценную подругу – Господь свидетель, таких у меня немного. Будьте же здоровы и счастливы! – горячо добавила она, обнимая Сисси.

– Буду ждать от вас множества писем, – отвечала жена. – Счастливого пути!

Мисс Лоддиджс окинула нас долгим взглядом, точно стремясь навек запомнить наши лица, повернулась и вместе с Дюпеном направилась в сторону «Марты». Взойдя на борт по узкому трапу и благополучно ступив на палубу, оба повернулись и устремили взгляды на нас. Странной же они были парой – крохотная мисс Лоддиджс в лазоревом плаще и капоре, повязанном сверху длинным широким шарфом, похожая на редкую заморскую птицу, и Дюпен, как всегда, облаченный в черное, полы пальто развеваются, хлопают на ветру, точно парус стигийской ладьи… Так они и стояли у борта, когда корабль, подняв якоря, устремился в море. Мисс Лоддиджс махала нам до тех пор, пока расстояние между нами не сделалось так велико, что она скрылась из виду, Дюпен же даже не поднял на прощанье руки – просто молча стоял рядом с леди, а «Марта» несла их обоих в просторы Атлантики.

– Столь преданные друзья делают тебе честь, – сказала жена, когда Дюпен и мисс Лоддиджс превратились всего лишь в смутные силуэты на палубе судна. – И я была очень рада познакомиться с ними: теперь я восхищаюсь мужем еще больше прежнего. Ну, а теперь едем домой.

С этими словами она нежно коснулась губами моей щеки.

Глава сорок восьмая

Понедельник, 1 апреля 1844 г.

Окрестности окутала зеленоватая дымка – тот самый нежный цвет юной поросли, что свойственен только весне, а далее наберет яркости и глубины или же побуреет, выжженный беспощадным солнцем. Со всех сторон негромко звучал хор голосов утра – шелковый шорох листвы, смешанный с переливчатым пением птиц да журчаньем Скулкилла на каменном ложе. Река искрилась, плескалась, сливалась в глубокие темные омуты, в коих всего парой месяцев позже, когда солнце согреет речные воды, вновь можно будет вдоволь поплавать. В воздухе раннего утра еще веяло зимним морозцем, однако все вокруг пробуждалось к жизни, а мир казался добрым и юным.

– Пинь-пинь-пинь-тарарах! – предостерегающе прозвучало сквозь утренний щебет прочих птиц.

Взглянув на голос, я увидел среди листвы самца черношапочной гаички. Повиснув на тонкой ветке, глава синичьего семейства пристально наблюдал за моею прогулкой по тропке вдоль берега реки. Спустя мгновение приметил я и его супругу, выглядывающую из дупла в стволе ясеня, где птицы устроили себе дом. Сорвавшись с насеста, глава семьи камнем рухнул вниз, подхватил клювом невидимую мне букашку, вспорхнул на дерево и преподнес добычу жене. Немало позабавленный увиденным, я двинулся дальше.

Домой я явился часов около девяти. В кухонном очаге дотлевали угли, а ни жены, ни Мадди нигде не оказалось – весьма необычное дело в этакий час. Однако не прошло и минуты, как из гостиной донеслось пение Сисси. Я двинулся туда, но на мгновение задержался в прихожей, наслаждаясь чистой красотой ее голоса – а пела она популярную балладу под названием «Давным-давно». Когда песня подошла к концу, я распахнул дверь, шагнул через порог и зааплодировал.

– Браво!

Теща с приветливой улыбкой подняла на меня взгляд, жена, мило покраснев, склонилась передо мною в насмешливом реверансе… и тут мои аплодисменты были подхвачены хлопаньем еще одной пары ладоней.

– В самом деле, браво, браво! Душевно благодарен вам, миссис По, за столь восхитительное выступление. Ваш голос исполнил мое сердце великой радости, пусть содержание песни, скорее, заставляет расчувствоваться.

Ладони мои разом поникли, точно крылья раненой птицы: там, в кресле по другую сторону камина, сидел тот самый человек, которого я надеялся не увидеть более никогда в жизни.

– Простите, если сентиментальность баллады причинила вам боль, мистер Рейнольдс, – взволнованно сказала жена.

– Что вы, что вы, ничуть. Ровена ужасно любила эту песню. Мало этого, порой она сама пела ее со сцены, а в Лондоне даже водила знакомство с ее автором, мистером Бейли[61].

– Мистер Рейнольдс пришел сообщить нам, что вечером ближайшей пятницы в Церкви Христа состоится мемориальный концерт в память о его жене, устраиваемый ее товарищами по труппе для сбора средств на установку в Театре на Честнат-стрит достойной мемориальной доски.

– Понимаю.

Ничего иного, способного скрыть мое потрясение при виде в нашем доме заклятого врага – особенно после того, как обвинения, брошенные им в театре, привели меня в тюрьму, мне в голову не пришло.

– Я рассказала ему, как ужасно опечалила нас безвременная кончина миссис Рейнольдс, – продолжала Сисси.

– В самом деле, – пробормотал я.

– Я так восхищалась талантом и обаянием вашей жены, – призналась Сисси. – Какое счастье, что мне довелось разговаривать с ней!