Читаем Эдгар Аллан По и Перуанское Сокровище полностью

Эдгар Аллан По и Перуанское Сокровище

– Благодарю вас, миссис По. Ровена была вами абсолютно очарована. Мы поговаривали о том, что надо бы нанести вам визит, однако на мелкие радости жизни вечно недоставало времени, а после злой рок отнял ее у меня. – Рейнольдс поник головой, и по щеке его прокатилась скупая слеза. – Ну, а полиция утверждает, что личность убийцы ей неизвестна.

– Да, мы были ужасно потрясены ложными обвинениями в адрес Эдди.

– Но вашу супругу, несомненно, убил Фредерик Ренелле, что я и засвидетельствовал полицейским чинам. Мотив у него имелся, а я уверен, что нападавший был того же сложения и роста.

Рейнольдс скорбно пожал плечами.

– Он это отрицает, а улик, подтверждающих ваши обвинения, не обнаружено.

Жена сочувственно покачала головой.

– Должно быть, тюремное заточение профессора Ренелле не принесло вам утешения, ведь это – кара не за убийство вашей жены, а за другие грехи. Молю бога, чтобы со временем вам удалось добиться справедливости, – сказала она.

Лицо Рейнольдса потемнело.

– В этом не сомневайтесь, миссис По, удастся, да еще как, – объявил он, не сводя с меня взгляда. – Ровена была далеко не глупа и ни за что не пошла бы в ту комнату в верхнем этаже театра с незнакомцем. Убил ее тот, кого она не опасалась. Быть может, преступник уверен, что избежал правосудия, но это не продлится вечно.

Неумолимый, холодный, твердый, точно обсидиан, взгляд Рейнольдса был устремлен прямо на меня, и я, не выдержав этого, отвел глаза в сторону. Торжествуя победу, Рейнольдс повернулся к встревоженной Сисси и с фальшивой улыбкой на мрачном лице продолжал:

– Однако я слишком уж предаюсь собственной скорби. Настолько, что не могу даже взяться за перо и завершить последнюю пьесу, которую мы сочиняли вместе с женой. Если б вы, миссис По, спели еще, это принесло бы мне немалое утешение – ведь голос у вас воистину ангельский. Не могли бы вы исполнить для меня «Малютку-горлицу», если, конечно, она вам известна? Жена ее так любила…

– Да, разумеется. Она мне прекрасно знакома.

Устремив неподвижный взгляд к чему-то незримому, Вирджиния запела. Голос ее зазвучал чисто и звонко, как вешние воды:

– О, видишь, горлица сидитНа шелковичном древе?Скорбит об истинной любви,Как мне скорбеть бы о тебе,Как мне скорбеть бы о тебеВ сием напеве.

Рейнольдс немузыкально, вполголоса подтянул ей, пристукивая в такт ладонью о колено.

– Увы, разлука так горька,Но слез тебе, любовь моя,Но слез тебе, любовь моя,Не покажу я.

Голос Рейнольдса зазвучал громче, набрал силу и, вторя голосу Сисси, привнес в печальную балладу весьма неприятную резкость. Мое нетерпение и злость, вызванные его нахальством, возросли до предела. Я шагнул в глубину комнаты с твердым намерением прервать пение и вышвырнуть Рейнольдса из нашего дома, но вдруг… Песня оборвалась на полуслове, Сисси схватилась за горло, и это заставило меня разом забыть о гневе.

– Дорогая!

Мы с Мадди бросились к Вирджинии. Рейнольдс вскочил на ноги.

Сисси раскрыла рот, пытаясь что-то сказать, но с губ ее, оросив алым корсаж белого платья, брызнула кровавая пена, и жена зашлась в приступе влажного булькающего кашля. Я поспешил прижать к ее губам платок, но и на его тонкой ткани вмиг расцвела киноварно-алая роза. Сисси лишилась чувств, и я, подхватив жену на руки, бережно опустил ее в кресло.

– О, Боже правый… О, Боже правый… – речитативом застонала Мадди, в крайнем смятении упав перед дочерью на колени и гладя ее руку.

Рейнольдс сдернул с софы прикрывавшую ее шаль и подал мне, чтобы накрыть Сисси.

– Не бойтесь, сейчас я приведу доктора, – сказал он, подхватив с кресла пальто.

– Благодарю вас. Да, я был бы очень признателен.

Ошеломленный нежданным горем, я проводил Рейнольдса до дверей. Стоило отворить их – и стылый воздух злонравным духом ворвался внутрь.

– Я высоко ценю ваше великодушие, сэр, и очень рад видеть, что с давней враждой между нами покончено, – абсолютно чистосердечно сказал я.

Джордж Рейнольдс шагнул навстречу беспощадному сиянию весеннего утра и обернулся ко мне.

– Я дал жене слово не искать возмездия за обиды, причиненные вашими предками моим. Она сказала, что преступления мертвых пора укрыть могильной землей вместе с их скорбным прахом, и я согласился. Но преступления живых так или иначе должны быть отмщены. Убийства Ровены я не прощу вам никогда, ибо в вашей виновности не сомневаюсь.

Лицо его исказилось в гримасе лютой ненависти.

– Ну, а пока что, – продолжал он, небрежно махнув рукой в мою сторону, – ступайте-ка, По, да позаботьтесь о жене. Она ведь и впрямь умирает. Вскоре и вы познаете ту боль, что терзает меня, и это доставит мне невыразимое удовлетворение.

Удостоверившись, что эти убийственные слова вонзились в мое сердце, точно кинжалы, Джордж Рейнольдс повернулся ко мне спиной и двинулся прочь, развязно насвистывая печальный мотив «Малютки-горлицы».