— Нет, только ее. Бледная рыжая худосочная девица. Я с ней на лестнице буквально столкнулась в прошлый четверг. Выходила с Пополем на вечернюю прогулку, в начале девятого, чтобы успеть вернуться к программе „Время“, а она мялась у Бориной двери. Не поздоровалась, кстати, только зыркнула так, настороженно. Потом дверь открылась, она туда юркнула — и всё.
— И вы ее сразу узнали?
— У меня феноменальная память на лица, — сообщила Ядвига Ильинична. — Да тут и запоминать нечего, если на всех углах расклеены листовки и по телевидению их показывают чаще, чем членов Политбюро. Разумеется, едва мы с Пополем вернулись домой, я позвонила — не по 02, а по другому телефону, длинному. Там ответили „Комитет государственной безопасности, оперативный дежурный“, — так я и поняла, кто их разыскивает. Ко мне потом и сотрудники приезжали, вежливые, внимательные, хорошо одетые, между прочим.
Она бросила колючий взгляд на мою клетчатую рубашку и видавшие виды отечественные джинсы.
— Больше вы ее здесь не встречали?
— Нет. Кстати, если это не государственная тайна, кого Лёва якобы видел в ночь гибели Бори?
— Он утверждает, что, когда все спустились во двор, из квартиры Рубинчика вышли двое, мужчина и женщина.
— С хвостом и рогами? — ядовито осведомилась Ядвига Ильинична.
— Нет, вполне приятной гражданской наружности.
— И куда же они подевались?
— Спустились по лестнице и исчезли.
Она фыркнула.
— Ну, все понятно. И вы, стало быть, хотели поинтересоваться, не наблюдала ли я пьяных галлюцинаций Льва Львовича?
Я виновато развел руками.
— Получается, что так.
Ядвига Ильинична искоса посмотрела на меня, потом чуть улыбнулась, а потом вдруг рассмеялась неожиданно молодо и задорно. Я подумал, что лет тридцать назад она способна была влюбить в себя без памяти кого угодно.
Мы подошли ко входу во двор и остановились. Ядвига Ильинична взглянула на осиротевшую „шестерку“ и покачала головой.
— А я знала, что все так и закончится. Вся эта красивая жизнь нувориша, сомнительные знакомства, странные вылазки по ночам… Да, кстати, вспомнила, может, это будет вам важно. Боря в последние две ночи перед кончиной к кому-то ходил.
— Именно ходил? Не ездил?
— Довольно странно пользоваться машиной, когда идешь в соседнюю парадную. Я в последнее время взяла себе привычку ложиться спать довольно поздно, иногда даже за полночь. Наверное, это возраст, не знаю. У меня весьма приличная библиотека, я выбираю какую-нибудь себе книжку из непрочитанных, иду в кабинет покойного мужа, включаю лампу и читаю за его рабочим столом. Пополь спит, кругом ночь, тишина. В тишине хорошо и читать, и думать. И вот буквально в пятницу, на следующий день, как я видела здесь эту девицу с плаката, слышу — этажом выше хлопнула дверь. Потом шаги, кто-то спускается мимо моей квартиры. На часах полночь. Я подошла к окну — в кабинете окна как раз выходят во двор, посмотрела: вышел Боря, остановился под фонарем, потоптался, а потом так крадучись, вдоль стены, аки тать в ночи, тихонько идет налево и заходит в соседнюю парадную. Мне, как вы понимаете, стало любопытно. Если бы он направо пошел, я бы могла подумать, что он-таки сговорился с Серафимой, про нее давно уже ходят такие слухи. Но Серафима в первой парадной живет, а Боря зашел в третью, а к кому он мог там пойти среди ночи? Не к Марфе же Игнатьевне. Я осторожно так из-за портьеры стала смотреть, не загорится ли где-нибудь свет. Но нет, в окнах темно. Думаю, если бы он даже в прихожую к кому-то зашел, я бы увидела отсвет. Хотела было дождаться, когда он обратно вернется, но до часу ночи Боря оттуда не вышел, а потом я уже легла спать. Но так интересно стало, я даже весь день думала: ну к кому мог Боря наведываться? И зачем? С вечера уселась у окна в кабинете и стала ждать. И что бы вы думали? Ровно в полночь Рубинчик таким же манером вышел — и туда же, в третью парадную. Я решила, что, если еще раз туда же отправится, я за ним прослежу.
— Вы отважная женщина, Ядвига Ильинична.
— Ах, оставьте, — отмахнулась она. — Чего мне бояться? Но в третью ночь Боря никуда не пошел. Я ждала, ждала его у окошка, как Аленушка, до половины первого, а потом пошла спать. Ну, а под утро проснулась от грохота…
Ее темные глаза чуть затуманились, черты постаревшей античной богини немного смягчились, как будто потеплел мрамор. Она и сама, вероятно, почувствовала, что вдруг дала слабину: вздрогнула, приосанилась и холодно произнесла:
— Прощайте. Надеюсь, я ответила на все ваши вопросы и даже более того.
— Спасибо большое, Ядвига Ильинична, — искренне сказал я. — Вы очень помогли.
Она молча кивнула и вошла в парадную, таща за собой на поводке присмиревшего пуделя.