Единая теория всего

– Не торопитесь, – ответил старик, и я увидел, как синий ферзь, коварно притаившийся за спинами своих пешек, взрезал длинным диагональным ударом все поле и снял красную пешку с доски.

Я с досады хлопнул ладонью по столу.

– Прозевал!

Мне было обидно, но, вот странно, не за себя, а за отважную маленькую пешку, так отчаянно рвавшуюся к последнему рубежу, и за ее друзей, пожертвовавших собой, чтобы она все же смогла до него добраться.

– И снова не торопитесь. Позволите?

Старик протянул руку – второй красный конь одним изящным движением скользнул вбок и вдруг атаковал синего короля, оказавшегося взаперти и без прикрытия своих ладьи и ферзя.

– Мат.

Он погладил бороду, а потом протянул руку и медленно провел ладонью над пространством доски. Фигуры дрогнули, а в следующий миг снова оказались на прежних местах.

– Ну вот, – продолжал он как ни в чем не бывало, – красные выиграли, и жертвы храброй пешки и ее товарищей не остались напрасны. Теперь про нее сложат рассказы и песни, чтобы на этом примере воспитывать и вдохновлять новые поколения юных пешек; именем павших коня и ладьи назовут те клетки, в которых они стояли в самом начале игры; ну, а того коня, который в итоге сделал решающий ход, никто не запомнит, хотя жить он будет дольше и лучше всех. Все молодцы, потому что сделали именно то, чего от них ждали. Кстати, поэтому вы и не заметили, что вся комбинация с проходной пешкой не более чем отвлекающий маневр.

– Почему не заметил? – не понял я.

– Потому что играли не в свою игру, а в мою. Когда я предложил вам попробовать и сыграть, вы могли расставить фигуры заново, верно? Но вы предпочли продолжить разыгрывать мой сценарий – и неудивительно, что оказались его исполнителем, не посвященным в смысл ходов. Знаете, что такое игра с полной информацией? Это когда все ходы, стратегии, возможности, роли жестко определены раз и навсегда, и смысл игры сводится к умелому использованию их вариантов. Да, таких вариантов может быть бесконечное множество, но все они будут подчинены четким правилам.

Клубы дыма из трубки собрались под низкими сводами над головой старика, словно тучи над горой Синай.

– Я открою вам тайну. – Голос старика рокотал, как приглушенные громовые раскаты. – В моей игре любая фигура имеет свободу не подчиняться приказам ходить так или эдак. Ваша маленькая красная пешка могла отказаться идти вперед на верную гибель, увлекая за собой своих добрых друзей только лишь потому, что таков был замысел игрока. Она могла остаться на месте, даже вовсе перекраситься в синюю – и вот тогда вся игра пошла бы не по моему сценарию. Тогда эта пешка стала бы таким же игроком, как и я сам, и мне уже невозможно было бы угадать, как сменится ситуация на игровом поле. И признаюсь вам – это то, чего бы я больше всего хотел: чтобы пешки и другие фигуры не боялись воспользоваться свободой, которую я им даю, и сами взяли игру на себя, превратив ее в непредсказуемую игру с неполной информацией, такую, где определены только цели, но не методы их достижения. Но увы, все только говорят о свободе, на деле же предпочитают, чтобы решали за них, в том числе даже то, какой цвет выбрать, красный или же синий, сражаясь за одного из двух мнимых противников. Я ответил на ваш вопрос?

– На какой? – не понял я.

– Мне кажется, вы изрядно запутались, – заметил старик. – Но я помог вам, чем мог, не больше и не меньше. Может быть, купите себе пива и вернетесь к игре?

Путь до стойки пролегал сквозь сумрак, полный теней, острых углов, закоулков и россыпи красноватых огоньков папирос. Я взял пару пива и принялся протискиваться обратно, но когда дошел до выхода, то увидел, что старика уже нет, исчезли и шахматы. Только дым из трубки еще висел под потолком, и в его сероватых клубах вспыхивали и гасли синеватые искры.

Я не помню, как вышел из «Лабиринта» и куда направился дальше. Возможно, причиной тому послужили те две кружки пива, которые я, видимо, все же осушил перед выходом, но под вечер, когда на город спустились усталые сумерки, я обнаружил себя почти трезвым, хотя и немного усталым, на скамейке под тополем во дворе дома на Лесном.

Четыре окна на втором этаже чернели так безнадежно, что сразу становилось понятно – за ними не только темно, но и пусто. Дверь парадной была закрыта. Я огляделся: люди Жвалова то ли отлично скрывали свое присутствие, то ли не считали нужным следить за разоренной штаб-квартирой беглого капитана Адамова, полагая, что сюда он уж точно не явится.

Но я явился, совершенно не понимая зачем. Наверное, в отчаянном положении любой человек прибегает к корням и истокам, не столько в поисках реальной поддержки, сколько повинуясь бессознательному желанию начать все сначала, заново расставить фигуры на шахматной доске.

Так приходят в храм, так приходят на кладбище, так являются вечером бесконечного дня к порогу дома, где минуло детство.

Становилось свежо. Я сидел, укрытый густой тенью тополиной листвы, курил, не думая ни о чем, как вдруг услышал знакомый голос:

– Эй, инспектор Варнике![40] Чего такой грустный?

Глава 13 Нужные книги