Подойдя к этому зловещему месту, наша героиня остановилась и взглянула на луну, которая уже высоко поднялась на северо-западе и светила теперь ярче, чем когда Джини отправилась в путь. Наконец отважилась она медленно и робко перевести взгляд на кэрн. В первую минуту она была разочарована: около серого каменного холмика, озаренного луной, никого не было видно. Множество сомнений тотчас овладело ею. Что, если автор письма обманул ее и не придет на свидание? Или опоздал? Или на пути его встало какое-нибудь роковое препятствие? Или, как она втайне опасалась, это действительно адский дух, заманивший ее сюда тщетными надеждами, подвергший напрасным страхам и терзаниям, как это любят делать демоны? Что, если он хочет поразить ее ужасом и внезапно предстанет перед ней в каком-нибудь чудовищном обличье, когда она подойдет ближе к месту встречи? Эти тревожные размышления не помешали ей медленным, но решительным шагом подойти к кэрну.
Не дойдя ярдов двух до каменного холмика, Джини увидела, как из-за него поднялась человеческая фигура, и едва не вскрикнула от ужаса при этом осуществлении ее худших опасений. Однако она сдержалась и молча стала ждать, чтобы он заговорил первым. Неизвестный так и сделал, спросив прерывающимся и глухим от волнения голосом:
– Ты сестра этой несчастной девушки?
– Да, я сестра Эффи Динс, – ответила Джини. – Научи меня, если можешь, как спасти ее, и Господь тебя не оставит, когда ты сам будешь иметь в этом нужду.
– Господь меня давно оставил, – послышался неожиданный ответ. – Я заслужил это и ничего иного от него не жду.
Эти отчаянные слова незнакомец произнес более спокойно. Очевидно, ему труднее всего дались первые слова, обращенные к ней. Джини оцепенела от ужаса, услышав речи, столь непривычные для нее, что они показались ей скорее словами злого духа, чем человека. Не замечая ее ужаса, незнакомец продолжал:
– Ты видишь перед собою несчастного, обреченного адским мукам и на том и на этом свете.
– Ради Господа, который нас видит и слышит, – сказала Джини, – не произноси этих отчаянных слов. Евангелие обещает милосердие и прощение даже худшему грешнику – последнему из последних.
– Если последнему – тогда, пожалуй, останется и на мою долю, – сказал незнакомец. – Я погубил родную мать, погубил своего лучшего друга, погубил девушку, которая мне доверилась, и невинного ребенка, которого она мне родила. Это ли не грехи? А остаться в живых после всего этого – это ли не худшее из несчастий?
– Так это ты погубил мою сестру? – вырвалось с негодованием у Джини.
– Можешь проклясть меня, – сказал незнакомец. – Я это заслужил.
– Мне больше подобает молить у Бога прощения для тебя, – сказала Джини.
– Делай что хочешь и как хочешь, – сказал нетерпеливо незнакомец, – но обещай следовать моим указаниям и спасти сестру.
– Мне надо прежде знать, – сказала Джини, – какие средства ты для этого предлагаешь.
– Нет! Прежде поклянись, торжественно поклянись, что все исполнишь, тогда скажу.
– Нужно ли клясться, что для спасения сестры я готова на все, дозволенное христианке?
– Никаких оговорок! – гневно вскричал незнакомец. – Дозволенное или недозволенное, христианское или языческое, – сейчас же поклянись выполнить мои указания или бойся моей ярости!
– Я подумаю, – сказала Джини, встревоженная его исступлением и опасаясь, что имеет дело если не с демоном, то с безумцем. – Я подумаю и дам тебе знать завтра.
– Завтра! – воскликнул он с презрительным смехом. – Кто знает, где я буду завтра! И где будешь ты сама еще нынче ночью, если не подчинишься мне? На этом месте уже свершилось однажды страшное дело. Берегись, как бы не свершилось второе! Сейчас же клянись повиноваться мне во всем!
Он направил на несчастную девушку дуло своего пистолета. Но она не бросилась бежать и не лишилась чувств. Она опустилась на колени, прося пощадить ее жизнь.
– Это все, что ты можешь сказать? – спросил безжалостный злодей.
– Не обагряй рук кровью беззащитной женщины, которая тебе доверилась, – сказала Джини, не поднимаясь с колен.
– И это все? Ты ничего не хочешь обещать? Неужели ты дашь погибнуть сестре и заставишь меня пролить еще и твою кровь?
– Я не могу обещать ничего, – сказала Джини, – что будет против Бога и совести.
Он взвел курок.
– Да простит тебе Бог! – сказала она, зажимая глаза руками.
– Проклятие! – пробормотал незнакомец и, отвернувшись, спустил курок и спрятал пистолет в карман. – Я негодяй, но не настолько, чтобы поднять на тебя руку. Я хотел только напугать тебя… Не слышит! Лишилась чувств! О, я несчастный!
Джини, уже простившаяся с жизнью, пришла между тем в себя и быстро овладела собою, поняв, что он не намерен убивать ее.