Единицы времени

Я долго оставалась во власти общих концепций (сейчас уже больше себе позволяю) и если изредка прорывалась к каким-то свободным проявлениям своего внутреннего голоса, то эти порывы были малозаметными и неосознанными — в сравнении с такими людьми, как Иосиф, Яков, о. Александр Мень. Одним из первых моих свободных поступков быть «не как все», более или менее независимой от общепринятого мнения, было выступление против моих подружек на первом курсе. Мы были на летней практике в Саблино; парни жили за тонкой стенкой, включали музыку и в такт музыке выкрикивали неприличные слова, как в теперешней музыке рэп. И девчонки решили написать письмо в ректорат с жалобой на наших парней — за то, что те нецензурно выражаются. Сколько мне стоило выдержать от моих подружек высокомерного презрения, когда я настаивала — не писать. «Ты — сама такая же. Как ты можешь. Тебе нравится это слушать.» Я сражалась с ними — их было восемь — целый вечер. И я немножко горжусь, что каким-то чудом мне удалось уговорить их написать ироничные частушки на парней, а не донос в ректорат. Потом часть из девчонок и парней переженилась, одна пара моих друзей с тех самых пор живет в счастливом браке. Хотя я жила и плыла по течению вместе с большинством, и инстинкт самосохранения держал меня в общем потоке, но я все же почувствовала тогда, что человек может быть и против, утверждаться в независимости, что вне меня есть что-то, что дает мне силы. Позже я прочла у Юнга, что, для того чтобы отделиться от массовости, человеку нужна точка опоры, находящаяся вне окружающего его мира.

Если ты бескомпромиссный, не плывешь в общем потоке, а создаешь свой собственный мир, то становишься инородным телом и тебя выталкивает из него. Просто по закону Архимеда. Ты отвергаешь правила, а общество отвергает тебя. Совсем необязательно человек попадает в беду из-за политических игр и убеждений. Нередко просто из-за того, что он другой — психологически выше остальных. Превосходство другого может ущемлять. Человек, который открыто выбирает свободу, позволяет себе то, что не принято, даже не посягая ни на какие устои, в любом человеческом обществе не встречает восторга. Почему все должны, ненавидя, изучать марксизм–ленинизм, а кто-то не хочет? Почему все говорят и пишут, используя общепринятые словоупотребления, со всеми советскими сцеплениями, а кто-то один выказывает свое языковое превосходство? Почему все приспосабливаются к социалистическому реализму, а кто-то бросает ему вызов? Естественно, что на таком фоне ущемленности и завистливости поэт, написавший «душа за время жизни приобретает смертные черты», оказывается отщепенцем.

Яков и Борис Вахтин присутствовали на суде над Иосифом. После суда Борис и Яков обсуждали и пересказывали ответы Иосифа, как он держался, как и что. И Яков и Борис были поражены поведением Иосифа, ответами, собранностью и достоинством. Борис Борисович был приятно удивлен, что Иосиф не выказывал никакого раздражения, ни озлобления, а вел себя нейтрально, почти отстраненно. Больше всего Борис был зол на Союз писателей, который не защитил поэта от нападок хамов и необразованных людей, что они не выступили с заявлением, что труд литератора — тяжелый труд.

Мы с подружкой во время первого суда стояли на лестнице. Тут я словно вошла в тот кафкианский мир, о котором только что прочла. Начиталась! Все происходящее окрасилось прочитанным — и мир вокруг показался оледенелым и жутким. Это было не просто столкновение с несправедливостью, которое происходит на каждом шагу, это был взгляд в пустоту, «в ней как в Аду, но более херово». Тебя просто нет, ты — ноль. От тебя, себя ты не зависим. Я ощутила социум как безумие — не просто советская власть, нет, а — общество и ты. С тех самых пор во мне всегда присутствует капля ужаса при встрече с любой, самой обыкновенной бюрократической системой, будь то таможня, оформление документов, ситуации, когда ты впрямую зависишь от социума. Вернее, имеешь дело с человеком, который в этот момент не человек, а выразитель всего к тебе человеческого отношения. Яков говорил мне, чтобы я не обращала внимания, не замечала, не тратила своих эмоций на исправления, замечания, относилась к социальным встречам как к природе. И в природе есть противоречия, а я ее часть.