Единицы времени

Если нельзя ничего изменить в системе, то единение и духовное пробуждение помогают ее переносить. Во всей обстановке был какой-то романтический туман, некий привлекательный хаос. Все это создавало элитарную атмосферу, похожую на Ренессанс.

Мир нашей квартиры был для меня и, наверно, для других как оазис отстранения, отдохновения. Может быть, потому, что вся трагедия была общая, не личная, хоровая, эта хоровитость затуманивала настоящий внутренний конфликт каждого?

И где взять красок и таланта, чтобы показать, что несмотря на нехватку денег, советскую власть со всеми ее следствиями и выкрутасами, со всем жлобством, нам временами было так насыщенно и глубоко, был объединяющий, вдохновляющий дух. «То, что здесь происходит, и есть дух нашего времени», — говорил Яков.

Хотя слова Якова, что происходящее уникально, что не будет лучше, чем здесь и сейчас, останавливали мое внимание, но задним числом, с сегодняшних позиций, я вижу, что находилась в противоречии «между мгновением и вечностью». С одной стороны, мне хотелось, чтобы так продолжалось, а с другой — я не хотела «останавливать мгновенья».

Остановись мгновенье, ты прекрасно.
Меж нами дьявол бродит ежечасно
И постоянно этой фразы ждет.

Я гляжу на отдельные снимки нашего застолья. Можно написать по целой монографии о некоторых друзьях–приятелях; как уже говорилось, каждый из них имеет право на отдельную книгу. Я же вспоминаю только маленькие ключевые фрагменты, и то в самом общем виде, пишу фрагментарное повествование со случайными воскресающими эпизодами. Не перескажешь всего, не проследишь многих отношений. Были и долгие и значительные дружбы, обворожительные встречи, случайные знакомства и разочаровывающие, короткие и бесплодные отношения. Бесконечный калейдоскоп.

Один Хвост — Алексей Хвостенко — с гитарой «над небом голубым» займет публику на целую неделю. Про режиссера, художника, мистификатора Игоря Димента я уже написала целое повествование. Что касается Иосифа Бродского, то тут без меня столько понаписано, что «я знал Иосифа» — стало профессией и почти банальностью. «Таков аппетит и вкус времени». И невозможно представить, сколько томов может занять описание метафизических горизонтов, встреч, бесед, разговоров между Яковом и любимым им человеком мысли — Анри Волохонским. Яркий, острый, поэт, ученый, книжник, философ, человек Возрождения, Анри Волохонский был для Якова незаменимым другом и собеседником — от стихов до занебесья. От каббалы до научных изысканий. Они с Яковом вели такие изысканные диалоги, что вставить слово в их беседу никто не осмеливался. Гераклит и Парменид. Один говорит: «все течет», другой: «все истинно сущее неизменно». Декарт и Лейбниц. Отраженный блеск их бесед сохранился в целом томе их переписки, статей, поэм. Иногда разговоры затягивались до утра. Анри Волохонского тогда уже потянуло на чистый эксперимент и поиск «формы»; кажется, он потом совсем ушел в эскапизм, «в заумь».

Еще одно эстетическое наслаждение доставляли разговоры между Яковом и моим странным двоюродным братом — философом Витом Навроцким. Он был лицом как двойник Николая Васильевича Гоголя, с таким же носом и выражением, закрытый, с сарказмом, ерничаньем, почти на все реагирующий с мрачноватой иронией. Персонаж из хаоса. В беседах Вит уходил в метафизическую даль, входил в нули, в бесконечности, забирался в натуральный ряд с распределением простых чисел и парил в какой-то параллельной Вселенной. Непредсказуемость ходов его мысли, его сардонического ума, часто построенных на абсурде, поражала. Он вел подкопы под все как бы известные истины, и до сути Витовских рассуждений тщетно было доискиваться, он всегда ускользал в потусторонние абстрактные рассуждения, именно в параллельную Вселенную.

Вит был моим первым «воспитателем»: у него я училась отрываться от стандартных оценок, он так невзначай показывал, что общепринятые точки зрения не совпадают с реальным положением вещей. Даже школьные задачи объяснял мне задом наперед: «Не по реке идет пароход, а река тянет пароход. Потому что вода главная». Я даже думаю, что он был автором отдельных народных анекдотов, построенных на абсурде. Так что я знаю одного человека, который «сочинял» анекдоты. Вит «абстрактный, схоластический мыслитель» — так считал Яков. Вит всегда писал и пишет потусторонние философские трактаты. Хорошо бы их издать. Может, кому-то они доставят эстетическое наслаждение. И что тут скажешь? Всего не повторить и не запомнить.