Единородная дочь

Бикс. Милый Бикс. Если бы не он, Джули не пережила бы весь этот кошмар. Поездка в Мэдисонскую клинику отпечаталась в сознании Джули, как ископаемые останки в граните. Вот Феба тычет своего медвежонка в изрыгающий кровь раструб — не что иное, как запястье ее лучшей подруги; вот вопросительным знаком торчит из обрубка кость; обе женщины истошно воют. Не раз еще в кошмарных снах она будет видеть мужа за рулем Фебиной «Супницы», будет слышать, как он стонет, сдерживая рыдания, то и дело повторяя, что он любит ее, любит.

— Как ты себя чувствуешь? Лучше? — спросил Бикс, ставя на тумбочку вазу с бледными унылыми розами. За эту неделю он уже третий раз проник к ней в неположенные часы.

— Нет, — коротко ответила Джули.

«Розы, так трогательно. Похоже, муж действительно приходит в норму».

— Тебе плохо в «Ангеле»? — Бикс противился переводу жены в эту клинику.

«Она не католичка, — твердил он докторам в Мэдисоне, — оставьте ее здесь». Но их убедили, что только в клинике Ангела Милосердного Джули будет обеспечен «полный комплекс реабилитационных мер, рекомендуемых в случае потери конечности».

— Доктора невнимательны?

— Да нет, все в порядке. — Доктора в Мэдисоне были правы насчет «Ангела». Это была светлая во многих отношениях клиника. Отличный уход. Залитые солнцем палаты, лики святых на стенах. Проворные монахини в высоких чепцах, снующие повсюду, как ходячие церкви, утешающие безногих и безруких граждан. — Здесь все хорошо. И дело не в руке.

— Это из-за яичников, да? Что мне сделать, чтобы ты не убивалась?

— Изящная словесность? — съязвила Джули с большей горечью в голосе, чем хотелось бы. Она потерла нос своим забинтованным обрубком. По идее, сейчас она должна быть ближе к тонкому миру — ведь ее дух отягощен меньшим количеством плоти, чем раньше. Но вместо этого она ощущала свое тело всеми фибрами души, воспринимала себя как изувеченный комок материи, скорбящий об утраченной симметрии. — Никто меня не утешит. Бог и тот не смог. Тебе когда-нибудь хотелось умереть?

— Что за глупости? Чтобы я больше не слышал. — Бикс поднес к губам ее обрубок и поцеловал его. Джули ненавидела свою рану. Этот зуд, сочащуюся сукровицу, эти вонючие бинты. Ради удачного заживления хирург пожертвовал большей частью ее запястья. Срезал искромсанные ткани, укоротил локтевую и лучевую кости и завел края кожи внутрь. Так что теперь ее культя напоминала пьяно улыбающегося сомика.

— Сегодня утром я заходил к Фебе, — сказал муж. — Она теперь настоящий фанатик собраний.

— Лишив руки лучшую подругу, обычно задумываешься, а все ли ты правильно сделала.

Кроме всего прочего, Джули донимала навязчивая идея, что ее кисть лежит себе где-нибудь под окнами дома 3411 по Баринг-авеню, целая и невредимая, словно забытый реквизит из обожаемых ужастиков Роджера Уорта «Тварь с пятью пальцами» и «Рука Орлака». В действительности же она была разорвана в клочья, фаланги пальцев разбросаны вокруг, как обломки ракушек на пляже Абсекон.

На пороге появился молодой человек в белом халате с озорной улыбкой эльфа.

— Меня зовут Кевин. Я из отдела протезирования, — радостно объявил он. — Как самочувствие, миссис Константин?

— Болит большой палец, тот, что остался в Западной Филадельфии.

Кевин строго посмотрел на ее неурочного посетителя.

— Все в порядке. Я тут тоже лечусь, — Бикс ткнул пальцем себе в пах, — только что протез установили.

— Мой муж. — Джули приподняла свою рыбообразную культю. Утраченная кисть тоже не была образцом совершенства — вся ладонь в шрамах, — но все же она была более красноречива, чем этот обрубок.

Кевин вкатил в палату тележку, на которой покоилось нечто вроде перчатки из резины и стали.

— Вуаля! — Растопырив пальцы, он сотворил над устройством некие колдовские пассы. — Программируется. Активизируется посредством голосовых команд. Температура контролируется пользователем. Знает английский, испанский, французский, корейский и японский. Молли, помаши!

Рука приподнялась на своем ложе, словно половой орган, движимый извечным инстинктом, и изогнулась.

— По-вашему, средства позволяют мне приобрести эту штуку? — Джули мысленно заткнула себе рот. «Молли? Молли? О боже!»

— Мы проверили медицинскую страховку вашего мужа, — поспешил успокоить ее Кевин. — Насколько мы можем судить, Молли уже ваша. Скоро вы будете знать ее… — он коротко хохотнул, — как свои пять пальцев. — Кевин подкатил тележку к кровати Джули и аккуратно закрепил перчатку на ее обрубке. Устройство было мягким и теплым, как инкубатор для выращивания каких-нибудь крохотных существ с влажными ротиками. — Смелее, попробуйте.

Как же в этом двадцать первом веке все неразумно устроено: миллионы высококлассных протезов рук — и ни одного механического яичника. Джули недоверчиво поднесла прибор к розам.

— Возьми цветок! — скомандовала она.

Никакой реакции.

— Назовите ее по имени, — подсказал Кевин.

— Молли, кажется?

— Да, да.

— Молли, возьми цветок.