Нет времени разбираться с этим помойным отбросом. Поговорю с ним потом. Объясню правила поведения в моём доме и срать, что на этот счёт подумают все остальные.
Я прыгаю в воду бассейна прямиком в костюме. Вода моментально делает одежду мокрой и стесняет движения. Только бы успеть… От паники Лина забыла всё, чему научилась, и ведёт себя, как типичный утопающий, не видящий и не слышащий ничего в округе.
Несколькими широкими гребками я настигаю свою ценную Клубничку. Она уже не так активно молотит руками, а голова полностью находится под водой. Я хватаю в охапку ослабевшее тело, уже почти не сопротивляющееся внезапно случившемуся несчастью. Тяну за собой. Плыву к бортику бассейна. Я замечаю, как из стен особняка наружу высыпала прислуга.
Гвидо полностью высунулся из-за колонны, а сверху, на балконе, я замечаю фигуру Фелицию, затянутую в чёрное платье-футляр. В изящных пальцах Фелиции зажат бокал с шампанским. В последнее время она начала пить в три раза чаще, даже днём…
— Синьор, синьор! Мы уже вызвали врача! — отчитывается кто-то из прислуги и бросается на помощь.
— Я сам! — рычу разъярённым зверем, не подпуская никого к неподвижному и очень хрупкому телу девушки.
Я приникаю к Лине сам, пытаясь понять, бьётся ли сердечко у моей Клубнички. Волосы облепили её кукольное лицо, словно водоросли. Она уже успела наглотаться воды. Я укладываю её на свое колено, так, чтобы голова свесилась вниз, и сильно нажимаю на спину. Резко и быстро. Изо рта Клубнички выплескивается вода.
— Давай, Клубничка, выплюнь из себя всю эту гадость!
Ещё одно резкое нажатие — и вода выливается тонкой струйкой.
Её сердце бьётся. Я его чувствую. Слабее, чем раньше, но всё-таки бьётся. Только Лина пока не вдыхает сама.
Я вспоминаю уроки по спасению жизни. Зажимаю нос и с силой выдыхаю в рот воздух. Мгновение ожидания — и снова то же самое.
Дыши же. Дыши! Ты не можешь захлебнуться и умереть едва ли не у меня на руках!
Мне кажется, что ад пожирает меня живьём, пока я пытаюсь привести Лину в чувство. Сердце вырывается из груди бешеным стуком. Пальцы деревенеют, и весь мир раскачивается под моими коленями. Я зверею за считанные мгновения и теряю способность мыслить здраво.
Дышит?
Показалось? Нет, выдыхает. Слабо, едва заметно, а затем начинает кашлять так, что из глаз льются слезы. Но дышит, дышит, хвала небесам.
Только взгляд ещё расфокусированный, не понимающий, что всё-таки происходит.
Я сжимаю её в своих объятиях, не веря, что это почти случилось.
— Никакого, нахуй плавания! Слышишь?! — рычу. — Блять… Я едва не потерял тебя и нашего малыша!
Целую мокрое лицо, стирая пальцами влагу. Сжимаю в объятиях. Хочу держать её вечность и боюсь раздавить крепким захватом. Опять вглядываюсь в её светлые глаза, начинающие обретать выражение.
— Что произошло?
— У меня судорогой ногу свело… — шепчет, всхлипывая. — Так больно. Я просто не могла пошевелиться.
— Сейчас тебя осмотрит врач. Полотенце, кретины. Живо! — ору, едва не срывая голос.
Судороги, блять. Это не просто плохо. Это хуёво…
— Ну, что с ней?!
Врач, не ожидающий такого напора, отскакивает назад, едва не сползая по стенке.
— Всё хорошо, синьор Моретти.
— Хорошо? — прищуриваюсь, глядя на мужчину в белом халате. — Если бы всё было хорошо, у неё не было бы судорог!
— Анализы в полном порядке. Это может быть следствием стресса… — добавляет врач, съёживаясь под моим тяжёлым взглядом. — И нервных переживаний. Нужно больше бывать на свежем воздухе. Хорошо помогают неторопливые, пешие прогулки, больше свежих фруктов и овощей и…
Врач талдычит мне всё те же рекомендации, что говорили в самом начале. У меня с головы едва не посыпались все волосы до единого, пока я дождался результатов анализов. Всё хорошо? Не думаю!
— Я могу её увидеть?
— Разумеется. Противопоказаний нет. Вы можете забрать девушку домой, если… — врач затыкается. — Хорошо, мы понаблюдаем за её состоянием несколько дней. Если пожелаете. А сейчас вы можете с ней поговорить.
Врач провожает меня до палаты, где находится Лина. Она сидит на кровати, обложенная горой подушек. Такая же красивая, только едва побледневшая.
— Как ты, Клубничка?
Она улыбается в ответ. Глядя на эти сочные красные зефирки, я испытываю адскую потребность впиться в них жадным, иссушающим поцелуем. Но она едва не умерла. Мне приходится сдерживать свой порыв. Но… Лина сама бросается мне на шею, целуя.
Бедненькая. Испугалась.
Но я, сука, больше!
— Дьявол, я разложу тебя сейчас на этой больничной кровати! — хриплю, упираясь возбуждённым пахом в низ её живота.
— Леон… — она прижимается ко мне всё теснее, словно мечтает захватить меня в кокон, в плен, зарыться в меня, укрыться в моей власти, в моих надёжных силтных руках
Клубничка сама находит мои губы, нежно целует. С некой грустью и благодарностью. Она будто извиняется.
Глупышка!
Ты почти зарыла меня в могилу.
Почти до смерти напугала, наглотавшись воды и лишившись чувств.