Единственная для бандита

Я обхватываю её язык, посасывая. Подхватываю девчонку на руки и опускаю на кровать, нависая сверху. Рука сама опускается вниз. Поднимаю подол её больничной рубашки. Красотка гостеприимно распахивает свои ножки. Провожу пальцами по нежной коже бёдер и… жадно трогаю голенькую киску, игриво покручивая пальцами вокруг мокренькой щёлочки.

— Ты не надела бельё. Проказница…

— Нет. Не успела. После осмотра. А-а-а-а-ах… — стонет малышка, когда мои пальцы начинают работать в упругой тесноте её жаркого лона.

— Ты течёшь на мои пальцы.

— Я соскучилась и испугалась… Леон… — она сжимает бёдра и начинает наталкиваться на мои пальцы сама. — Мне было страшно.

Да. Нам обоим сейчас не помешает разрядка после столь сумасшедшего стресса. Я сатанею от злости. И если прямо сейчас не сброшу напряжение, клянусь, прольётся чья-то кровь.

— Сейчас я с тобой! — покусываю сладкую нижнюю губу, обсасывая её, как ягодный леденец. — Вернуть тебя к жизни оргазмом?

— Да…

— Сегодня ночью твоя постель не будет пустовать… Я буду утешать и успокаивать тебя от заката, до самого рассвета.

Я вбиваю в глубь мокренькой киски сразу два пальца до самых фаланг. Упиваюсь дрожью её тела. Грудь натянула больничную рубашку до предела. Соски торчат. Я хищно облизываюсь и прикусываю один из них прямиком через ткань, урча, как голодный зверь.

— Я не хочу возвращаться в твой дом! — внезапно произносит Лина.

Я замедляю движения пальцев. Я и сам не хочу возвращать её домой. Но слышится стук в дверь палаты. Я поправляю на Лине рубашку и натягиваю одеяло до самого подбородка. Прячу руку в карман брюк, сатанея от мысли, что не успел дать девочке сладкий десерт с вишенкой в виде оргазма.

В дверь палаты просовывает голову медсестра.

— Синьор Алонзо Моретти, — представляет она посетителя.

Скрипнув зубами, киваю, соглашаясь принять неуёмного старикана. Другие, блять, старики в его возрасте спокойно себе цепляют дам бальзаковского возраста на спокойных курортах для пенсионеров, а этот всё никак не уймётся. Гарцует молодящимся жеребцом и не торопится выпускать власть из своих рук.

— Лина, цветочек… — на ломаном русском произносит дед. Он останавливается возле кровати и скрещивает сухие пальцы. На нём чёрный, строгий костюм и белоснежная рубашка. — Очень жаль, что это случилось, — продолжает на итальянском. — Будь осторожна. Ты носишь под сердцем моего правнука!

— Дед, скажи что-нибудь поприятнее. Это судороги. Они случаются у всех! Лина побудет в больнице ещё несколько дней и…

— Нет! — обрывает дед и смотрит на нас по очереди острым взглядом. — Вы что, не понимаете? Фабио Росси уже… позвонил мне и обвинил в попытке инсценировки несчастного случая. Он считает, что больница — это лишь предлог, чтобы спрятать виновницу и дать ей сбежать. Росси уже щёлкают затворами пушек едва ли не на пороге моего дома! Поэтому вы оба… возвращаетесь домой. Врач заверил меня, что опасности для жизни Лины и малыша нет!

— Но…

— Я нанял специалистов. Медики будут дежурить в доме. На всякий случай… Мои слова не подлежат обсуждению, — сурово добавляет дед и разворачивается. Замирает на пороге палаты. — Даю тебе десять минут, чтобы ты… успокоил свою женщину. Лимузин ждёт внизу.

Дверь закрывается за моим стариком. На несколько секунд повисает тишина. Потом я матерюсь вслух, не беспокоясь о том, что это слышит Лина, и возможно, мой малыш.

— Ты слышала? У меня всего десять минут… — выдыхаю и резко отбрасываю одеяло в сторону. Задираю рубашку до самой груди и мягко целую живот девушки. — Знаешь… Когда родится наш сын, я воспитаю его непреклонным. Он не будет зависеть от законов семей. Я хочу, чтобы он стоял во главе всего и мог наплевать на правила…

Наш. Я… впервые сказал это слово.

До этой минуты я всегда говорил мой.

Мой сын. Не наш.

А сейчас… он наш. Он — стал нашим.

Я не понимаю, как такое возможно? Я думал, ледяному сердцу бандита не чужда любовь. Я ошибся.

Мне кажется, я кое что понял. Что-то очень важное. В тот момент, когда едва не лишился Лины. Она — моё сокровище. Она перевернула весь мой внутренний мир вверх тормашками. Ворвалась в мою дьявольскую душу как всемирный шторм. Перевернула там всё, выкрутила наизнанку.

А страшная ситуация возле бассейна ясно дала мне понять, что Лина теперь моя. Навсегда. Между нами, зародилось нечто большее, чем сраный контракт. И вряд ли я отпущу её от себя хоть на миг. Я думал, её миссия проста — родить, получить деньги и убраться куда подальше обратно в свою Россию. Но что-то изменилось. Что-то больно укололо меня в самое сердце. Новые чувства. Ощущения. Эмоции. Сумасшедшие! Которые я прежде не испытывал никогда. Эти чувства… Они сильнее десятибалльного урагана и двадцатиметрового цунами.

Моя она. Моя Ли-на.

Я готов собственными руками пристрелить Фелицию и оградить Лину от того, чтобы она отдала этой холеной сучке нашего малыша. Я хочу… чтобы моей женщиной, моей женой, моей судьбой… стала Алина.