Сквозь туманную дымку, проглядывались слабые лучи летнего солнца. Прямо надо мной нависли несколько силуэтов. Мне не нужно было видеть лицо Лизы более чётко, чтобы понять, что на нём застыла гримаса ужаса и страха.
Боги! Как же я была слепа! За своей слепой любовью, за страдающей истерзанной душой, за предшествующим чувством неминуемых разлуки и горя – я проглядела самое главное!
– Ева, ты меня слышишь?
– Ему было страшно… – прошептала я, всё ещё находясь в глубинах своего подсознания.
– Что? – спросила Лиза, на смену ужасу в её глазах приходило удивление.
– Он меня ни ненавидел – он был напуган!
– Кто? – Лиза смотрела на меня, как на безумную, не только Лиза.
Макс находился в безмолвном молчание, в котором прятались сомнения в моём душевном здравии.
– Неважно… – осеклась я, а тем временем кто-то меня приподнял за под мышки.
Ясность мышления и все краски жизни постепенно возвращались ко мне. Минуту назад я сидела на земле – об это говорит небольшой участок примятой к земле зелёной травы. Машина, с распахнутыми настежь дверьми стояла на обочине загородной трассы. Игорь вышел из-за спины. Именно он помог мне подняться и сесть на старую деревянную скамью без спинки. Синяя краска на ней потрескалась: то ли от интенсивного использования, то ли от времени и погодных условий. Первое, на мой взгляд, маловероятно. Оглянувшись, я увидела железный проржавевший штырь, прятавшийся за ажурной листвой амброзии. Мне понадобилось около минуты, чтобы разглядеть ещё одну палкообразную горизонтальную железяку. Это был крест, а также место давней аварии. Да, вот такой незамысловатый крест, сделанный своими руками из разряда "из того, что было". А может большего и не надо?
– Держи, – Лиза протянула мне влажную салфетку и пояснила, – у тебя кровь из носа шла.
– Это всё давление, – сказал Макс, присаживаясь рядом, – в машине душно.
– Я тебе ещё на прошлой неделе сказала починить кондиционер! – осуждающе проговорила Лиза. – Ездим, как во включенной микроволновке! Мы же не попкорн чёрт возьми!
Макс недоумённо взглянул на Лизу.
– Прости… это всё нервы и… я просто испугалась… – промямлила она.
Вдалеке показалось чёрное пятно. По мере его приближения стало понятно, что это микроавтобус, который мы обогнали ещё до выезда из города. Автомобиль сбросил скорость, съезжая на обочину, и остановился в метрах десяти дальше машины, на которой ехали мы. Под тонированными стёклами автобуса, белым по-черному, находилась надпись: "Ритуальные услуги". Дверь с пассажирской стороны открылась. Мужчина, лет сорока, спустился на подножку, затем ступил на каменистую землю. Это был один из работников похоронного агентства.
– Сломались? – лысеющий, низкорослый мужичок кивнул в сторону Лады Весты, машины Максима.
– Всё в порядке. – ему ответил Игорь, получилось довольно резко.
Коротышка кивнул, вернулся на своё место и щебёнка задребезжала под колёсами отъезжавшего автобуса. Через метров сто он уже съехал с трассы на грунтовую дорожку. Я поднялась со скамейки, следя взглядом за машиной, проезжающей под металлической аркой с другой стороны дороги. Следом же моему взору открылась более мрачная и удручающая картина: неровным строем, друг за другом, выстроились многочисленные ряды мраморных плит, гранитных памятников, безымянных крестов… меня обуяло состояние ненужности. Ведь все те, кто находился там стали именно такими. То есть, не совсем верное сравнение, но более толку от них нет. И я совсем ни о том, что их перестают любить после смерти или оплакивать и сожалеть. Вовсе нет! Но как бы то ни было – это неизбежная и разрушительная реальность. Мертвы – они мертвы. Люди продолжают любить живых, точнее, воспоминания о живых друзьях, знакомых, родителях, детях… и вот, в один момент, они перестают быть живыми. Они там, в сырой холодной земле, гниют себе потихонечку.