Бережно укладываю срезанные розы на могилку, проводя заледеневшей рукой по щеке мамочки, выгравированной на холодном камне, и выдыхаю:
— Привет. Я вернулась, мама. Прости, что так долго не приезжала.
Горький солоноватый комок с каким-то привкусом крови встаёт в горле, и я уже содрогаюсь в рыданиях, опустив голову перед памятником. Мне так не хватало этого в моих разговорах с мамой — ощущать её тело, хоть и через толщу мёрзлой почвы, но всё же.
Трясущимися руками извлекаю из своего кармана то самое злополучное кольцо и, сделав углубление в земле, опускаю его туда.
— Я вернула тебе твоё кольцо, мамочка. Будь спокойна.
В душе резко теплеет, и я поднимаю заплаканные глаза на памятник. Наверное, я, чересчур переутомилась, но мне показалось, что мамочка мне подмигнула!
— Дай мне знать, что всё будет хорошо, ладно? Я очень хочу стать, наконец, счастливой!
*****
— До свидания, дорогая.
Отец трогательно прижимает меня к своей впалой груди, и я отчётливо слышу, как бьётся его сердце. Я прикрываю глаза, ощущая себя маленькой девочкой, и с наслаждением вдыхаю этот непередаваемый аромат, сотканный из дешёвых сигарет и тройного одеколона.
— До свидания. Приезжайте с тётей Людой ко мне в гости, буду рада.
Киваю отцу, наблюдая, как он убирает мою дорожную сумку в багажник такси. Людмила Анатольевна трогательно обнимает меня за плечи и нежно шепчет на ухо:
— Спасибо, что простила.
Киваю.
По-другому и быть не может. Думаю, эта женщина все эти годы ужасно мучилась от того, что сначала стала разрушительницей семьи, свела соперницу в могилу, а падчерица по её вине сбежала из дома. Но теперь я смотрю на всё по-другому и прониклась нежностью к этой уже немолодой женщине.
Прыгаю в автомобиль и делаю взмах рукой.
Хорошо, что все наши распри подошли к концу. Меня ждёт Москва и Андрей Владимирович, хоть я ещё и не знаю, как мне его охмурить.
Пробираюсь сквозь гомонящую толпу на вокзале и напряжённо вглядываюсь в табло отправления поездов. Так-так, мой Сапсан отправляется через сорок минут и с минуты на минуту должны объявить о посадке.
Чудесно!
Оглядываюсь по сторонам в поисках автомата с кофе, и замечаю небольшое уютное кафе. Забегу на минутку и выпью чашечку кофе, чтобы слегка взбодриться после трудного дня и прощания с родственниками.
— Латте, пожалуйста.
Принимаю из рук совсем юного мальчишки бумажный стаканчик с умопомрачительно ароматным напитком и осторожной поступью бреду к круглому пластиковому столику, предвкушая замечательный вкус.
Глоток.
Бодрящее, обжигающее тепло скатывается вниз по горлу, и я прищуриваю глаза от удовольствия. Теперь всё обязательно будет хорошо, я ощущаю это всеми фибрами своей души.
На табло высвечивается четвёртый путь, и я лёгкой поступью начинаю движение.
Вперёд, в новую жизнь.
Вылетаю на перрон, оглядываясь по сторонам, как неожиданно попадаю в какой-то водоворот ярко одетых людей, зачем-то окруживших меня. Оторопь сковывает моё тело, а ноги буквально прирастают к асфальту, становясь ватными. До моего затуманенного мозга доходит, что я попала в цепкие руки цыган, и мгновенно ощущаю, как непонятная липкая паутина странных ощущений тянет меня на дно.
Цыганка размахивает ярко-красной юбкой и приближается ко мне, звеня многочисленными браслетами:
— Давай погадаю, красавица.
— Нет-нет, спасибо.
Мягко отталкиваю от себя женщину, пытаясь юркнуть между её рук, и натыкаюсь на другую, более старую цыганку с чёрными, как сажа, глазами. Её седые кудри убраны под шёлковый платок золотистого цвета, а на дряблой коже висит увесистое монисто, при каждом шаге своей обладательницы звонко звякая.
— Поворот судьбы тебя ждёт. Мужчина видный, красивый. Совсем рядом с тобой стоит!
Лихорадочно киваю, покрываясь липким потом, и пытаюсь увильнуть от этого прожженного огненного взгляда. Мой мозг лихорадочно соображает что делать, но я никак не могу преодолеть этот круг хаотично сменяющихся лиц и рук, кажется, сплетённых воедино вокруг меня.
— Позолоти ручку, всё расскажу.
— Не надо, я не хочу.
Хриплю, содрогаясь от какого-то вонючего аромата, проникающего в мои бедные лёгкие и ищу глазами хоть кого-нибудь из стражей порядка, способных мне помочь. Инстинкт самосохранения работает на отлично, только вот ни одного полицейского я не смогла углядеть, в отчаянии закусывая нижнюю губу.
И вдруг, у киоска с шаурмой я примечаю знакомое лицо.
— Левон, помоги!
Ору дурниной, поднимая руки вверх, пытаясь привлечь своего неожиданного спасителя-армянина, подвозившего меня до отчего дома. Кажется, таксист тоже заметил моё испуганное лицо, кружащееся в водовороте ярких пышных юбок, и признал во мне свою вчерашнюю грустную пассажирку.
Расталкивая руками прилипчивых цыган, и крича что-то на армянском, он хватает меня за тонкое запястье, выдёргивая из этого круга ада.
— Нормально всё?
— Ага.
— Идём, провожу.
Словно испуганная собачонка, я прижалась к стальному телу водителя, боязно вращая глазами. До моего сознания с трудом дошло, что случилось, и я с уважением покосилась на мужчину. Как хорошо, что он оказался поблизости.