Единственная для Зверя

В души молниеносно поднимается жгучая волна жалости, которая захлёстывает меня с головой, выбивая из груди сдавленные всхлипывания. Мачеха, видимо не ожидавшая такой реакции, поднимает на меня усталое, мокрое от слёз лицо, и свистящим шёпотом продолжает:

— И знаешь, у меня от этого рассказа всё в душе заломило. Попросила я прислать фотографию мальчика. И ты знаешь, я чуть не умерла, получив фото. Именно так бы выглядел наш не родившийся малыш с Колей — волосы точь-в-точь моего цвета, а глаза, как у мужа.

Голос тёти Люды срывается, переходя в сдавленные рыдания и тогда в гостиную, наконец, входит отец.

— А когда мы узнали, как зовут мальчика, то сразу же поверили в переселение душ. Кузнецов Илья Николаевич. И мы с Людой сынишку хотели Илюхой назвать. И отчество совпадает.

В сердце начинает болезненно щемить, а руки просто ходят ходуном — я не в состоянии даже смахнуть с ресниц капли слёз.

— В общем, поехали мы в этот детский дом. Там и сестрёнку Ильи увидели. И сразу же поняли — наши дети, мы их должны забрать.

Тётя Люда, наконец, продолжает, слегка успокоившись.

— Ага! Пока документы готовили, прошли школу приёмных родителей, по инстанциям побегали, анализы сдавали. И вот — забрали, наконец. Наши они теперь. Илья и Анечка, знакомьтесь.

*****

Отламываю чайной ложкой кусок свежеиспечённого пирога и отправляю его в рот, зажмуриваясь от удовольствия. Голодные, истосковавшиеся по сладостям дети, сидят напротив меня и старательно поглощают лакомство, быстро орудуя ложками.

Тётя Люда подливает всем чай, проводя дрожащей ладошкой по головам детей — сначала мальчика, а потом — девочки. Смотрю на неё, испытывая необычайный прилив нежности — она счастлива, теперь по-настоящему счастлива.

И она это заслужила.

И возраст не важен. Ничего, что отцу чуть больше пятидесяти, а ей — под пятьдесят. Они оба ещё работают, имеют хорошую квартиру и нормальное здоровье. А теперь она, наконец, сможет вложить всю душу и любовь в этих бедных сирот, которые, кроме родителей-алкоголиков в своей жизни ничего больше не видели.

А я помогу. Ведь у меня теперь тоже новый, незнакомый прежде статус. Я — старшая сестра, со всеми вытекающими из этого обязанностями.

Я уже не истеричный подросток, требующий внимания, а взрослая женщина.

— Этот год они будут ещё доучиваться в той школе, в которую ходили, а на будущий — переведём их в нашу, в которую и ты ходила.

Отец настороженно рассказывает мне о своих планах, и я спокойно киваю. Заглядывает в глаза, боясь увидеть там всевозможные ураганы чувств, сотканные из ревности, обиды и горечи, но — там полный штиль.

Повзрослела его девочка.

— Не знаю, почему вы так боялись моей реакции — я очень рада и за вас, и за детей.

Решаю наконец-то расставить все точки над «i».

Делаю глоток обжигающего чая и устремляю светящийся от счастья взгляд на отца. Перевожу его на Людмилу Анатольевну. Киваю. Взрослые переглядываются, и из груди женщины вырывается вздох облегчения.

— В ближайшее время я съеду, чтобы малыши могли занять мою комнату.

— Вик, мы тебя не прогоняем.

Папа запинается, но я молниеносно накрываю его сухую морщинистую руку своей.

— Ну, что ты. Я — большая девочка, устроилась на работу. Прямо сейчас займусь поисками съёмной квартиры поближе к офису, и завтра-послезавтра съеду от вас в своё гнёздышко.

— Ладно. Но ты помни, что ты — всегда желанный гость в нашем доме. И моя любимая дочурка, которую никто не заменит.

Киваю, сдерживая рвущиеся наружу слёзы.

Именно эти слова я как-то говорила Варечке, оставив попытки завоевать её отца.

Бумеранг…

*****

Вытягиваю ноги, блаженно устроившись в глубоком кресле. Оглядываю небольшую пятнадцатиметровую комнату, которая служит мне теперь и гостиной и кухней одновременно, и запрокидываю голову назад.

Да, конечно, это не царский дворец, но я и этому безумно рада.

Во-первых, эта студия располагается через дорогу от моего нового места работы, а во-вторых — хозяйка попросила за неё совсем немного, и эта цена меня полностью устроила. Не вижу смысла переплачивать за жильё, в котором я буду только ночевать.

Потому что я решила с головой погрузиться в карьеру.

Хватит мне уже ходить в секретаршах и быть просто украшением для офиса. Надо показать, что у Виктории Колокольцевой в её хорошенькой головке есть ещё и мозги.

— Привет, ну как ты устроилась?

Папа обеспокоенно шепчет в трубку, прикрывая рот ладонью.

— Нормально. Вот, только присела отдохнуть. А ты чего шепчешь?

— Анечка спит уже.

— Понятно.

Улыбаясь, понимая, что отец вошёл в раж.

Вот теперь я чувствую, что он — настоящий отец, а не двадцатилетний парнишка, на чьи плечи повесили вечноорущего ребёнка. Тогда папа был совсем не готов к этой роли, не созрел так сказать. Ведь моя мама была его старше лет на шесть, и именно она хотела ребёнка, настояв на своём и просто поставив потом папу перед фактом. Может, поэтому и их брак с матерью не задался — они были слишком молоды, чтобы тащить эту лямку до конца.

Зато сиротам повезло.