Единственная Джун

– Да. Сводил нас всех с ума, – вспоминаю я с нежностью, откинувшись на подушки и ероша волосы. – Мы всегда вставали и уходили на середине фильма, потому что это так раздражало. Думаю, это был хитрый ход заполучить весь попкорн.

– О боже, точно, ты прав, – хихикает Джун, опуская голову мне на плечо. Она подтягивает ноги, прижимаясь ко мне.

– Он был тем еще шутником.

– Да… Я бы все отдал, чтобы он сейчас оказался здесь и не дал нам ничего нормально посмотреть, какой бы дерьмовый фильм мы ни включили.

– Я тоже, – тихо вздыхает она.

Инстинктивно ощущая потребность чувствовать Джун еще ближе, я обнимаю ее за плечи и притягиваю к себе. Она откликается на это действие так легко, словно всегда принадлежала мне. Мягкие локоны щекочут мне подбородок, изгибы ее тела касаются меня.

– Спасибо за сегодняшний вечер, – говорит она, уткнувшись мне в рубашку. – Мне это было нужно. Танцы, смех, время с семьей. Я даже не могу вспомнить, когда в последний раз мне было так легко на душе. – Она поднимает на меня взгляд. – Понимаешь?

Я киваю, проводя пальцами по ее волосам.

– Да, понимаю. Думаю, нам всем это было нужно.

– И это отличное завершение идеального дня – уютно устроиться с тобой на диване, перебирать сотни всевозможных фильмов и наконец выбрать что-то в тот момент, когда уже устал и в итоге ничего не хочется смотреть.

Я снова рассмеялся.

– Так каждый раз происходит, – говорю я, прижимаясь к ней. – Помнишь, как наши Netflix-марафоны всегда заканчивались щекоткой?

Она щиплет меня за ногу, как будто в отместку за одно только воспоминание.

– Да. Ты был безжалостен – знал все мои слабые места, и я всегда так смеялась, чуть не описавшись.

– Не моя вина, что ты так боишься щекотки. – Я щипаю ее за руку.

Джун делает вид, что ей больно:

– Ауч.

– Ты ущипнула меня первой.

– Я ущипну тебя еще раз. – Она так и делает.

Я скольжу по ее руке, подбираясь к ребрам; пальцы легко танцуют по ее шелковому платью. Она напрягается, вжимаясь в меня еще сильнее, как будто может заползти внутрь и спастись от неминуемого.

– Не сопротивляйся, Джунбаг. Тебя давно не щекотали.

– Брант, я клянусь…

Я щекочу ее. Бешено и резко, пока она не начинает визжать и извиваться, отчаянно пытаясь вырваться. Когда ей почти удается освободиться, я хватаю ее за талию и швыряю назад на диван так, что ее волосы разлетаются по подушке красивым ореолом. Громкие визги переходят в утробный смех. Она пытается отпихнуть меня ногами, но я наваливаюсь на нее грудью, удерживая под весом тела. Пальцы продолжают блуждать по ней, впиваясь в чувствительные места, пока она не сползает с края дивана. Ее платье задирается, и я скольжу пальцами выше.

– Прекрати, прекрати, это слишком, – смеется она, слезы текут из глаз.

Я злорадно улыбаюсь, а затем обхватываю ее талию и начинаю щекотать противоположный бок.

Как только ей удается высвободить одну ногу, она прижимает ее к моему бедру в попытке оттолкнуть меня. После этого отползает назад, извиваясь и задыхаясь, пока ее голый живот не оказывается на одном уровне с моим лицом.

Я это замечаю.

Всю игривость как рукой сняло.

Платье задирается чуть ниже груди, обнажив в нескольких дюймах от меня белые кружевные трусики. Обессиленная от всплеска адреналина Джун замирает, а затем смотрит вниз, дабы понять, почему я остановился и стиснул ее бедра.

Я поднимаю на нее взгляд, и улыбка сходит с ее лица. Мы оба обращаем внимание на интимную позу, в которой оказались: Джун распласталась подо мной полуобнаженная, одна ее нога вытянута возле моего бедра, вторая свисает с дивана. Я стою на коленях между ее ног, пока губы нависают над ее пупком, а кончики пальцев впиваются в нее, почти оставляя синяки.

Настроение меняется в один миг.

Темное, потрескивающее, как костер, напряжение врывается внутрь, и Джун издает легкий вздох, приправленный чем-то опасным. Она откидывает голову на подлокотник, тяжело, прерывисто дыша. Она не шевелится. Не пытается сбежать.

Она просто ждет.

Она ждет, почти дрожа, поэтому я опускаю лицо к ее кремово-белой коже, закрываю глаза и вдыхаю цитрусовый аромат. Я скольжу по ее животу, опускаясь ниже, к линии нижнего белья, пока аромат лимонного драже не сменяется женским мускусным запахом между ее ног, просачивающимся сквозь тонкое кружево. Хриплый стон вырывается из меня, когда я утыкаюсь носом ей между ног. Влажно и горячо. Я вдыхаю ее, сжимая бедра так сильно, что боюсь сделать больно.

Джун всхлипывает, дрожащими пальцами вцепившись мне в волосы. Вместе с тем она слегка приподнимает бедра, словно инстинктивно, – как будто без слов умоляет меня попробовать ее.

Джун раздвигает ноги шире.

И я теряю контроль.

Я, черт побери, теряю контроль.

Я проникаю пальцами под ее трусики и рывком стягиваю их ниже колен.

Затем наклоняюсь и зарываюсь лицом между ее бедрами.

Джун вскрикивает.

Она издает резкий, первобытный стон, а затем приподнимает бедра и прижимается к моим губам; ее ногти еще сильнее впиваются мне в волосы.

Я наслаждаюсь ей.

Дикий. Сорвавшийся с цепи.

Голодный.