– Я стою перед выбором, Тео. Следовать ли мне за мечтой всей моей жизни или остаться здесь, с человеком, которого я люблю?
Тео поворачивается и смотрит на меня; джойстик исчезает из его рук. Сейчас мы оба лежим на спине, травинки щекочут нашу кожу, когда мы смотрим на небо, пересеченное радугой. Плечо к плечу. Сердце к сердцу.
– Может быть, это не вопрос выбора между одним и другим, – говорит он мне. – Это просто вопрос того, что будет первым.
Я не сомневаюсь ни на минуту.
– Брант всегда будет на первом месте. Но… откуда мне знать, что лучше для него? – К глазам подступают слезы, а в груди щемит от противоречивых чувств. – О, Тео, это так трудно. Это невозможно.
– Когда ты проснешься, ты все поймешь, – мягко говорит он. – Ты получишь ответ.
Мы переплетаем пальцы, лежа в траве, и, когда я смотрю на него, он снова становится маленьким мальчиком. Маленьким, но сильным. Мой бесстрашный защитник.
Веснушки начинают «бегать» по его лицу, когда он смотрит на меня, хитро улыбаясь; в его глазах сверкает отвага.
– Не волнуйся, Пич… Я тебя спасу.
В мгновение ока он садится и подмигивает мне, а затем поднимает ладонь со сверкающей от пыли пикси и сдувает ее прямо мне в лицо.
Я резко вдыхаю.
Мои глаза распахиваются.
Удары сердца отдаются во всем теле, а кожа становится влажной и липкой. Я сажусь прямо.
Моргая, я хватаюсь за ночнушку и сжимаю хлопок трясущимися пальцами, в то время как дневной свет пробивается в комнату сквозь неплотно задернутые шторы. Когда мои затуманенные глаза проясняются от дымки сновидения, взгляд падает на холст, что висит над моим комодом. Картина с изображением бесстрашной синей птицы, крылья которой переливаются радугой. Она парит в небесах, не боясь мечтать.
Та самая, которую Тео купил для меня.
Я прикрываю рот рукой, эмоции захлестывают меня, когда осознание проникает в самое сердце, когда мой красочный сон с Тео одновременно разбивает меня и собирает обратно.
Я чувствую, что он со мной.
Прямо здесь, прямо сейчас.
Сбросив с себя покрывало, я натягиваю шорты и, собирая волосы в небрежный хвост, оглядываюсь в поисках туфель и сумочки.
Я выбегаю из квартиры, уже зная, что Брант не спит в комнате рядом с моей. Он еще не вернулся домой. Прошло уже четыре дня после выяснения отношений с мамой и папой, и я не видела его с тех пор, как в слезах унеслась тем утром.
Никаких телефонных звонков. Никаких визитов.
Только единственное текстовое сообщение в тот первый вечер:
Брант:
Тогда я проплакала почти всю ночь, пока не заснула, – все это повторилось и на следующую ночь.
И не от злости. Не от обиды, что Брант оставил меня одну разбираться с родителями. Я плакала не из-за него.
Я плакала
Он закрылся.
Сейчас он ненавидит себя, и я не могу представить ничего печальнее.
Дергая себя за хвостик, я пробираюсь через парковку и запрыгиваю в свою машину, после чего в нерешительности достаю мобильный телефон. Я отсылаю Бранту короткое сообщение, сдерживая слезы.
Я:
Он сразу же прочитывает его, но не отвечает.
И пятнадцать минут спустя, после того, как я заезжаю на знакомую парковку и выхожу из машины, ответа по-прежнему нет.
В груди сдавливает от тоски, когда я засовываю телефон в карман и пробираюсь через лабиринт могил и надгробий. Я вписываюсь сюда. Я такая же призрачная, как и эти священные места.
Я мчусь к надгробию, которое слишком хорошо знаю, – тому, от вида которого у меня перехватывает дыхание всякий раз, когда я вижу его.
То, где я проводила каждый вечер субботы на протяжении
То, что слушало все мои всплески, песни, плач, мои признания, пока я сидела здесь, распластавшись возле могилы.
Опустившись на колени возле камня, я дрожу, читая знакомые строки.