Единственная Джун

Я изумленно ухмыляюсь, вожусь над последним слоем помадки, одновременно с этим открывая правду Тео.

– Наверное, тебе лучше присесть, у меня для тебя новости. Мухомор – это гриб, а не муха.

– Какого черта?

– Только не говори мне, что ты этого не знал. Он выглядит точно как гриб.

Тео хлопает полупустой бутылкой пива о ногу и проводит рукой по слегка отросшим рыжеватым волосам.

– Я всегда думал, что это странная на вид муха. Почему тогда его называют мухомор?

– Потому что… это такой вид грибов, – говорю я, не в силах сдерживать смех.

– Черт. Заткнись. Ты хочешь сказать, что вся моя жизнь была ложью?

– Я же сказал тебе присесть.

– Черт возьми, Брант.

Тео выбегает обратно тем же путем, что и пришел. Его голос удаляется, когда он сбивчиво рассказывает о новом откровении гостям.

Прости меня за это, Марио.

Джун заглядывает внутрь несколько мгновений спустя, ее смех раздается на кухне, проникая мне в самое сердце.

– Тео там с ума сходит. Как ты мог? – Она залетает внутрь и закрывает за собой дверь, искренне улыбаясь.

Я бросаю на нее взгляд, втыкаю свечи в торт и смеюсь в ответ.

– Правда иногда причиняет боль. – Я скольжу по ней взглядом, наблюдая, как потрясающее праздничное платье подчеркивает ее изгибы. Аромат ванильного спрея для теля окутывает меня – он пахнет, как сладкий торт, который стоит у меня под носом, – это утверждение становится слишком близким к болезненной для меня правде.

К счастью, я овладел искусством маскировки – Джун ничего не замечает, она подбегает ко мне, склоненному над столешницей. Подол ее бледно-розового платья струится вдоль колен.

Она обнимает меня.

Она обнимает меня за талию, подбородком упирается мне в предплечье и смотрит на меня с невинной, очаровательной улыбкой.

– М-м-м. Ты так вкусно пахнешь.

У меня перехватывает дыхание, рука начинает подрагивать, когда я вставляю последнюю свечу.

Восемнадцать.

Восемнадцать.

– Эм, спасибо. – Я не знаю, что еще сказать. Она тоже вкусно пахнет, но уверен, что буду звучать еще более странно, если отвечу встречным комплиментом. – Я принял душ. Он творит чудеса.

Джун слегка хихикает, обнимая меня крепче:

– Мыло Ivory – это один из моих любимых ароматов, потому что оно напоминает мне о тебе.

Это всего лишь невинные слова. Это совершенно ничего не значащие невинные слова.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не перечислить все чудесные запахи, которые впитались в меня за все время. В основном это сирень, слившаяся с цветочными нотками ее шампуня. Цитрусовый гель для душа, напоминающий лимонное драже. Запах праздничного ванильного торта и иногда изысканные духи Саманты, которые сопровождают ее на семейные ужины.

Кашлянув, я заставляю себя поспешно улыбнуться и лишь на секунду задерживаю на ней взгляд.

– Готова к торту?

В этом году Джун захотела провести свой день рождения в небольшом семейном кругу: она уже вышла из возраста катания на пони, надувных домиков-батутов и даже веселых девчачьих посиделок со своими подружками.

Она хотела чего-то уединенного, только она и самые близкие ей люди.

Она кивает, хитро улыбаясь, и мчится впереди меня.

– Я с самого рождения готова к торту.

* * *

Наступает ночь. Только я, Тео и Джун сидим на патио возле очага, предаваясь воспоминаниям. Мы с Тео потягиваем пиво, а Джун попивает чай со льдом. Она придвигает шезлонг рядом с моим, а Тео сидит напротив нас, увлеченно наблюдая за язычками оранжевого пламени.

– Этого не было, – визжит Джун, заливаясь смехом, как будто она тоже подшофе, как и Тео. – Возьми свои слова обратно, Тео. Ты врешь.

– Я не вру. Клянусь, можешь даже спросить у мамы. Ты подумала, что этот совершенно случайный человек в бассейне был папой. Ты пыталась пойти с ним домой. Только у него вся грудь была волосатой. Самый, блин, волосатый чувак, которого я когда-либо видел. А ты берешь его за руку, смотришь на него невинными глазами и спрашиваешь: «Папочка, а почему вода превратила тебя в обезьяну?»

Она вся становится пунцовой, закрывает лицо ладошками и длинными волосами.

– Ложь. Паутина лжи. – Джун качает головой, настаивая на своем, не переставая смущенно смеяться. – Я бы узнала своего собственного отца.

Мои губы расплываются в хитрой улыбке.

– А ты уверен, что это был не он? – спрашиваю я Тео, вскинув бровь.

Вот оно.

Он хмурится:

– Разумеется.

Я едва выговариваю следующие слова:

– Я имею в виду, он мог быть мухой… или он мог быть грибом.

Джун прыскает со смеху, чуть не подавившись напитком.

Тео мотает головой в мою сторону, рана явно еще не затянулась.

– Да, Брант, я уверен. И кстати, пошел ты к черту, и к черту грибы. – Широкая улыбка и взрыв смеха смягчают его слова. – Я даже не люблю грибы. Теперь меня бесит, что я всегда выбирал его в Mario Kart.

– К черту грибы, – повторяет Джун, задыхаясь от смеха. Она наклоняется вбок, виском прижимаясь к моему плечу, а рукой прикрывая рот.

– Серьезно, – говорит он. – Пошло к черту много чего, но грибы в первую очередь.