Единственная женщина

— Тебе скучно? — тут же подхватился Ратников. — Лиза, куда ты хочешь, скажи — немедленно поедем!

— Нет, нет, не мне! — Она приложила руку к его губам. — Тебе?

Он улыбнулся.

— Мне — нет. И куда ехать? Я ведь и раньше не любил этого всего. А теперь…

Она не спрашивала, что — теперь. Это было понятно без слов.

Сначала ей казалось, что весь он понятен ей, что нет ни одного уголка в его душе, который оставался бы темен для нее. И только когда прошел месяц, другой — Лиза поняла, что для этого мало той женской интуиции, которой она обладала в избытке.

Он был старше ее — именно это она с удивлением поняла однажды. За каждой его фразой, за каждым движением и за каждой привычкой стояло прошлое, которого она не знала, и не всегда об этом прошлом можно было просто догадаться.

Как ни странно, у нее никогда не было такого ощущения неведомого прошлого в то время, когда она встречалась с Виктором Третьяковым. Там все было проще: Лиза даже не задумывалась о том, что он вдвое старше ее, это как-то само собою подразумевалось. Пожалуй, ей интересно было — особенно в начале их знакомства — узнать что-то о его жизни, но это был обыкновенный интерес к новому человеку, и не более того.

А Арсений был молод, и прошлое у него было самое обыкновенное: школа, институт, работа в Склифе. Лиза даже не расспрашивала его никогда обо всем этом — не потому, что ей это было безразлично, а потому, что она словно бы заранее знала, что он ей расскажет, — и не ошибалась.

С Юрой все было совсем по-другому. Она чувствовала его возраст не по усталости — какая там усталость, при его-то кипучей и легкой энергии! — а по тому, как вдруг, в какой-нибудь мимоходом брошенной фразе, даже взгляде, открывалось перед нею, как много им передумано и перечувствовано.

Иногда это пугало ее: ей казалось, что они далеки неизмеримо, что она для него — просто игрушка, девочка, забава в то время, которое свободно от главной его жизни, что ей никогда не понять происходящего в его душе, что они никогда не будут близки по-настоящему.

У нее не было никаких реальных оснований для таких мыслей — наоборот, она никогда и представить себе не могла, что мужчина может относиться к женщине так бережно, как относился к ней Юра. И все-таки Лиза признавалась себе, что именно с интимной сферой их отношений более всего связана ее смутная тревога.

В ту, первую, их ночь все получалось, как ей казалось, само собою: движения их были настолько слитны, тела подчинялись какой-то неведомой силе — и какие тут могли быть размышления, какие сомнения! Но потом, через несколько дней, ее охватил страх — да ведь она ничего не умеет, чем она может привлечь его, чем удержать?

Ее сексуальный опыт и в самом деле был невелик, да к тому же все, что происходило у нее с Арсением, покрылось теперь какой-то поволокой — иногда ей даже не верилось, что все это было с нею, и тот опыт никак не мог ей пригодиться. Да Лиза и сомневалась, что в любви возможен какой-то опыт — ведь это не ремесло, не профессия…

И она волновалась до дрожи в коленях, до полуобморока, когда следующим вечером после той ночи Юра позвонил в ее дверь…

Наверное, он почувствовал ее волнение — взгляд его стал вопросительным и даже тревожным.

— Что-нибудь случилось, Лизонька? — спросил он, останавливаясь в дверях. — Мне не надо было приходить?

Вместо ответа она положила руки ему на плечи, и лицо его просияло. Он прикоснулся губами к ее волосам, застыл, держа ее в объятиях. Потом взял в ладони ее лицо и поднял его вверх — ласково и властно.

— Ты не приедешь больше ко мне на Котельническую? — спросил он, и Лиза покачала головой, чувствуя, как счастье и слезы подступают к горлу одновременно.

Юра кивнул и не стал ни о чем расспрашивать — прошел в комнату, и она пошла за ним. Он был без плаща, в мягком светло-сером пуловере и потертых джинсах, и Лизе вдруг показалось, что он всегда был в этой комнате — так естественно было его присутствие здесь.

— Не надо было тебе убегать. Я же все и так понимаю, мы бы вышли с тобой вместе, — сказал он, останавливаясь посреди комнаты. — Но — ерунда, неважно, да? Иди ко мне, моя хорошая…

Люстра была выключена, мягкий свет торшера заливал комнату, и у Лизы перехватило дыхание: так красив был Юра — высокий, стройный — в этом золотистом свете, такою нежностью лучились его глаза.

Он обнял ее осторожно, точно боясь испугать, но тут же она почувствовала, что не только нежность, но и страсть, неодолимое желание владеет им сейчас, заставляет вздрагивать его пересыхающие губы. И она прильнула к нему, отвечая его страсти, безоглядно отдаваясь его воле.

— Я скучал по тебе, Лиза моя, — прошептал он в промежутках между поцелуями. — Я так скучал по тебе — как только дверь за тобой закрылась…