Единственный

А меня словно перемкнуло. Если прежде я ещё предпринимала попытки открыть рот между паузами, и тут же закрывала его, поскольку всегда находился кто-то другой, кто меня опережал, то теперь...

— Мой отец — не безответственный. Мой отец — уважаемый, честный и трудолюбивый человек, который очень дорожил своей семьёй. Он — тот, кто большую часть своей жизни посвятил тому, чтобы делать добро другим людям, в самых разных странах, он никогда не обделял и не разделял никого, кто бы к нему не обратился. Александр Демиркан за всю свою карьеру сделал столько добра в этом мире, что и не сосчитать ни одной из вас, и замуж я вышла без его участия как раз потому, что даже перед лицом гибели он остался верен себе и всему тому, во что он всегда верил! — сорвалось с моих уст, полное обиды и горечи.

Я поняла, что совершила ошибку, лишь когда взор свекрови полыхнул чем-то тёмным, предостерегающим и колючим, а Лали ухватила меня за локоть.

— Ладно, тётушки, пожалуй, на этом хватит, вы же кажется тут все собрались, чтобы не нашу невестку обсуждать, а к аукциону приготовиться, разве нет? Что-то у меня давление упало, какие страсти вы тут рассказываете! Пойду, приму лекарство! Аида, ты ведь пойдёшь вместе со мной? А то не дай бог, упаду где-нибудь по-дороге, — скороговоркой протараторила Лали, утаскивая меня из гостиной. — Бог в помощь! Лёгкой вам работы! — попрощалась за нас обеих, когда мы оказались уже практически у лестницы.

Не наверх пошли, а на кухню.

— Ты чего? — тихонько зашипела она на меня чуть позже. — Пусть болтают, что угодно, мама бы их в конце концов приструнила. Нельзя показывать, что тебя такое задевает, ни в коем случае, — кажется, ещё и отругала меня.

— Не сдержалась, — покаялась я.

Действительно, что на меня нашло? После всех гнусных оскорблений, что я выслушала от Элиф — это ещё цветочки. Достаточно ведь было просто сообщить им о том, что они не правы, и мой отец не со мной, потому что так сложились обстоятельства, потому что он… Умер.

Ну, вот, я сказала это.

Пусть и мысленно.

А на глаза навернулись слёзы.

— Иногда полезно узнать, что о тебе думают окружающие, чтобы быть готовой к последствиям и быть сильнее, — грустно улыбнулась мне Лали, усадила на один из табуретов на кухне, а сама пошла к морозилке. — Так значит, твоего отца звали Александр Демиркан? Какое красивое и гордое, звучное имя… — заметила, вытаскивая мороженое, сразу весь килограмм, в который воткнула две ложки, и поставила передо мной. — Ешь, — добавила повелительно, вздохнула, обошла меня сбоку и обняла, положил подбородок мне на плечо. — Ты не говорила, что твой отец погиб, — закончила совсем совсем тихо, сжав в объятиях крепче.

— Да, не говорила, — к горлу снова подкатил ком.

Возможно, когда я сумею заставить себя произнести это вслух ещё хотя бы несколько раз, потом станет значительно легче.

Но не сейчас...

Алихан

Три ночи, что мы провели в Измире, я спал, как убитый. Моя жена меня банально вымотала. И спальня тут не причём. Самое странное, когда я купил ей бриллианты, любая другая радовалась бы, но Аида — косилась, как на умалишённого, зато пока ползала по каменным развалинам, выглядела настолько счастливой, что я тоже начал подозревать себя в неадекватности. Мало ли, у меня галлюцинации. Что она в этих руинах такого умопомрачительного и восхитительного нашла? Так и не понял. Да и по возвращению домой, моя бессонница тоже вернулась. Вместе с осознанием того, что я изменился. Как если бы вновь оказался в своём подростковом периоде. И если прежде в силу того, что обстоятельства вокруг почти всегда сильнее, нежели я сам, то теперь… Аида. Она изменила меня. Не уверен, что в лучшую сторону. Сам себя не узнавал. Потому и замкнулся в себе после произошедшего на яхте. Мне требовалось время переосмыслить причины и следствия, вернуть себе выдержку. Вернуть прежнего себя — того, кем я был и хотел быть до встречи с ней. Нынешняя версия меня совсем не приходилась по нраву не только мне самому, но и моей жене. Какой бес в меня вселился тогда, на яхте? Нет, жене я верил. И вполне мог бы дотерпеть несколько часов, достать Метина позже, без свидетелей. Но откладывать расправу не стал. Наказал его за сам факт того, что он решил, будто так легко и просто может дотянуться до того, что принадлежит мне. Вся эта показная ярость стала необходимой, как кислород и даже больше. Выплеснуть её. И чтоб остальные тоже усвоили. Учли. Помнили своё место.

Это сказалось и на самой Аиде…

Знал, что расстраивал её таким своим поведением, но и успокоиться не удавалось. Новый день нисколько не преуменьшил мою злость. Досталось всем. Скверный у меня характер, что поделать. Впрочем, окружающие давно привыкли.

А уж когда мне позвонил прокурор и сообщил об очень содержательной беседе с моей матерью, ярость взвилась снова…