Единственный чеченец и другие рассказы

Затем он посетил школу, сердечно пособолезновал директору, подарил три стопки тетрадей и связку карандашей, осмотрел помещения и начальственный кабинет. Отметил несоблюдение норм пожарной безопасности, от случайного трассера и даже окурка может сгореть все, установил, что бумажки действительно находились в переносном металлическом ящике, а не крепленном к прочным элементам конструкции сейфе с надежным замком, как предусмотрено законом (директор не нашелся даже спросить, каким). Вместо специально оборудованного помещения документация была оставлена на рабочем месте главы заведения, где нет решеток на окнах. Просто в шкафу? Ну, знаете… А моим людям в итоге пришлось рисковать жизнью, чтобы эти бланки спасти. Придется, видимо, обо всех нарушения доложить соответствующим инстанциям.

— Я причем? — слабо протестовал ошарашенный директор. — Распорядились голосовать здесь, всегда так было, привезли эти бюлльтень, что я могу? У нас сейф на деньги нет, все украли, когда зарплата бывает, деньги несу домой, а этим выборам специальное помещение делать стану, что ли?

От волнения он коверкал вначале чистую речь.

— Значит, кому-то выгодны наши трудности, — гнул свое Балинюк, намеренно все подстроили, спровоцировав нападение боевиков. Поэтому давайте, чтобы подстраховаться, составим акт о том, что документацию разместили в необорудованном здании, с вопиющими нарушениями правил, не организовав должным образом охраны и обороны, вследствие чего пострадали мой боец и ваша школа. По экземпляру каждому.

Взвинченный директор уже сам рад был иметь какие-то бумаги, зная их силу в казенном аппарате, и Балинюк скоренько набросал текст на собственных белых листах. Упросив заверить росчерки печатью, дружелюбно пригласил заглядывать, пожал руку и отбыл.

По дороге он завернул на газовый участок, где имелся единственный в селе ксерокс, и за банку тушенки откатал копии всех бумаг. Затем с чувством выполненного долга наконец отправился по собственным делам.

Труды его отнюдь не пропали. Спустя день после выборов из района прикатила на гражданских авто куча местных чинов под охраной собственных милиционеров. Чехи, стоило им заполучить кроху власти, не говоря уже автомат, становились заносчивы, неприступны и грубы, точно враз менялась сущность. С разными «союзниками», вновь укомплектовываемыми нацкадрами силовыми и прочими службами была одна неясность и множество заморок. Коллег продолжали звать гантамировцами по рождению из формирований, участвовавших в боях за Грозный на российской стороне. Поначалу ОМОН-спецназ их просто разоружал, когда проезжали через посты, затем велели не трогать. Сверху взяли курс на учреждение туземной власти, и с недавнего времени здешних милиционеров даже стали присылать в целях усиления на блок. Обе стороны держались скованно, общих тем не нашлось, молодые чеченцы плохо говорили по-русски, старших неудобно было о чем-то спрашивать, разговор быстро упирался в события последних лет. Когда они попытались вмешаться в досмотр машин, пропустив кого-то — наши ребята едут, Чайкин вспылил:

— Уважаемые, ну его лезть сюда! Пообедайте с нами и валите к себе без обид по-хорошему, лады?

Тормознув попутку, чехи молча уехали и больше не появлялись. Заявился ли теперь кто из опущенных тогда деятелей, бойцы не разобрали, но держались прибывшие нагло. Горбоносый лысоватый пузан в камуфляже со «Стечкиным» на боку назвался помощником прокурора и без околичностей начал: решается вопрос о возбуждении уголовного дела по факту попытки срыва общенародных выборов. Направленный для охраны избирательного участка личный состав, пользуясь малозначительным либо сымитированным ими же обстрелом, умышленно взорвал и поджог здание, причинив значительный ущерб интересам государства, с трудом залечивающей раны республике и ее системе образования. После чего милиционеры самоуправно изъяли бюллетни, передав их военнослужащим федеральных сил, оказывали давление на членов комиссии и ряд должностных лиц, вынуждая их подписать лишенные какой-либо законной силы бумаги об отсутствии претензий. Все замешанные в преступлении лица должны проехать с нами. Кто руководил нарядом в ту ночь?

Во гад, как чешет, думали многие. Наверняка из прежних, где скороспелке увостриться так, чего ж тогда гнать волну, заставшие нормальную жизнь при совке обычно проявляли лояльность к центральной власти. Внутренне напружинившись, Чайкин готов был шагнуть вперед — "ну, я", однако Балинюк сказал преспокойным голосом:

— Документы, пожалуйста.

— Чво?

— Предъявите документы, уважаемый. В противном случае мне не с кем говорить.

Пыхнув, крепыш залез в карман и вытащил удостоверение на толстой цепочке с цветной фотографией внутри. Распахнув на миг, хотел тут же спрятать, но Балинюк остановил его: