Я не боялся смерти. В атмосфере вечного напряжения, почти бешенства, рождаемого дурацкой службой, стесненными ненормально условиями и обстановкой полувойны она действительно отступала, теряла величественно-жуткий образ. Смерть была рядом, через нас возили тяжело раненых в стычках, подорвавшихся на фугасах и ржавых минах, данные о потерях по боевому каналу передавали в Ханкалу, но в возможность собственного конца никто не верил. И все же накрыться глупо, за чужие грехи, получив очередь из мчащегося автомобиля, взлететь с оставленным поодаль грузовиком, словить пулю ночного снайпера не хотелось. На душе при этом было крайне тяжело. Так или иначе, я оказался замешан в грязной кровавой истории, обжегшей своей заурядной жестокостью, обходившей нас прежде и воспринимавшейся отвлеченно. Толком не выяснилось, было ли что-нибудь за парнями, и случившееся являлось не борьбой, а подлым убийством.
Муху наградили почетным, не положенным нам по статусу знаком "Лучший сотрудник специальных подразделений", выхлопотанным шефом в основном себе и прихвостням. Даун получал все отличия автоматом, мы с Василичем не пользовались благосклонностью верхов и вообще были маргиналами в здешней кодле. Глупое насекомое, не больно осчастливленное милостью, пошло за правдой:
— А как же Борис? Вообще-то он задержал, проявил это, бдительность и мужество при выполнении долга…
— Борис, — крысиное отродье не сразу нашло ответ, — не заслужил своим поведением.
Сам Борис, которому диалог был передан в лицах, никак не отреагировал. Зная в целом отрицательную его настроенность к местным, я сказал ему тет-а-тет:
— Можешь записать двух чехов на свой счет, как настоящий воин.
— Это упрек? — чернобровое лицо его редко что-то выражало.
— Так, информация к сведению.
— Бог накажет?
— Мне-то почем знать…
Руководство погрузилось в одну заботу — как выбраться на большую землю без потерь, когда позовет труба. Набедокурившие команды часто ждали сюрпризы при отъезде, как итоговая черта. Щедрыми проставами, обиванием порогов в комендатуре, мобильном отряде и Ханкале удалось обеспечить вместо наземного передвижения вертак и сопровождение до взлетной площадки с боевой техникой. Когда дошла наконец весть о прибывшей в Моздок смене, потребовалось доставить вперед нового тыловика, чтобы заблаговременно подписать все акты. Нас четверых, словно помеченных с того вечера незримым тавром, поспешно высвободили из наряда и велели собираться. Окончательно притихший в обстановке дембельского разложения Даун-Жорж, пыхтя, тоже выгребал скарб из-под койки. Мрачно пояснил:
— Чешем в Моздок, пацаны. Забиваем вагоны получше, грузовое место, а сюда их завхоз попрет со шмотьем и частью народа, сколько в кузов войдет. Давайте, слышь, в темпе, машина уже готова.
Меня слегка покоробила беззастенчивость расчета: участников самого неприятного и серьезного инцидента за весь срок отправляли наиболее опасным путем, в простом ГАЗоне по земле, точно договариваясь с незримым противником, покупая гарантии для остальных. Командование в этом вроде можно было понять, если б мы не знали наверняка, что руководит ими не суровая забота о большинстве ценою меньшей жертвы, а просто трусость. Впрочем, этих типов давно и заслуженно презирали даже те, кто внешне лебезил перед ними, а я подспудно чего-то подобного ожидал.
Заведовавший ГАЗом пенсионер Коля, оптимист и весельчак, отбывал восьмую командировку. Ему случалось возить генералов, трупы, полные снарядов «шаланды», попадать в засады и рваться на фугасе, страх ему был чужд абсолютно. Оглядев нас, он с неистощимым жизнелюбием воскликнул:
— Готовы, смертнички? Эх, прокачу!
Даун передернулся и молча полез в кабину. Я забрался на крышу металлического фургона, откуда предпочитал в роли стрелка-наблюдателя глазеть окрест. Муха изнутри дурашливо крикнул повару, трезвому и стоявшему ближе всех:
— Обнимемся на прощание, в последний разочек? Не поминайте лихом, пацаны, если что было не так — извиняйте!
— Не п…ди лишнего. Все будет нормалек, — Андрюха был необычно серьезен.
— Ну, держись! — бросил мне Колян, мячиком запрыгивая на свое место.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное