Читаем Единственный чеченец и другие рассказы полностью

Он рванул с места так, что я чуть не улетел кубарем через спину и мало уже обращал внимания на взмахи рук, крики провожающих. Распялив ноги в люке и откинувшись полностью назад, я цеплялся за какую-то скобу и еле удерживал сползающий автомат до следующего поста в двадцати километрах. Там Коля чуть сбросил газ, и мне удалось наконец пристроиться ловчее. Мы понеслись дальше, распугивая гудком легковушки, обгоняя тяжеловозы и военные «ленты». У КПП наш рулевой проявлял чудеса ловкости, выскакивая на обочины и минуя длинные хвосты. С каждым оборотом колес дышавшая в загривок опасность таяла, делаясь все призрачней и условней. Колян не стал придерживаться составленного начальством объездного маршрута, а гнал бешено напрямую по самой наезженной и заполненной трассе, ежедневно проверяемой инженерной разведкой. Осмотр саперами полотна и кюветов чистоты их не гарантировал, но небеса благоволили нам. Последний напряженный отрезок, знаменитый Самашкинский лес пролетели махом в захлебывающемся реве мотора. У каждого мостика скучали дневные наряды, кипятя чай на костерках, глухие участки, где заросли подступали к самому асфальту, охраняли транспортеры и БМП, развернув стволы к чаще. Я не успевал даже вскидывать по обычаю приветственно руку. Наконец показалась длиннейшая очередь всякого транспорта, зеленые шатры палаток над оборонительными насыпями и многорядная колючая проволока, сквозь которую брел на контроль народ. Федеральный пост «Кавказ» на границе «союзной» Ингушетии. Все.

Когда на следующий вечер благополучно прибывший отряд загрузился в поезд и отпустил последние тормоза, мы с Сашком дневалили первыми у вагонов. Состав торчал на запасных путях в отстойнике, именуемом Песками, дежурные разводили в кромешной тьме огонь для света. Я сказал:

— Ну что, Васильич, народный суд старейшин нас, похоже, заочно оправдал.

— Или не сумели ничего сделать. На крупную акцию против блока не решились, потому что ответкой размолотили бы все дома вокруг, а за забор мы не высовывались, как мыши. Дорожных подарков могли просто не успеть подложить, их сил ведь не знаем и склонны преувеличивать, у страха глаза велики…

Я подкинул на угли обломок доски, уворованной днем из какого-то штабеля.

— В город, думаю, за нами не потянется.

— Навряд ли. Руки коротки. В России им сложнее действовать, уже тем, что рожи приметные и хватают на каждом шагу. В чем наша вина, если рыть до корней, но будто они так прямо разобрались, я не верю. Для этого надо большую работу проделать, иметь всюду своих людей или от наших информацию получать, представлять структуру органов — где комендатура, где временный отдел, войска, приданные милицейские силы. Надо это им? — Он подгреб в огонь недогоревшие щепки с края. — Федералы поймали, федералы увезли и грохнули. Может, были в сговоре. Там же не следственное управление по Чеченской республике, чтоб детали обсасывать и правовую оценку давать. Эти квалифицируют по своим понятиям, а понятие одно — бошки резать…

— Главное — выбрались, гори теперь оно все, — под грузом усталости действительно хотелось забыть эти месяцы, вычеркнуть их напрочь.

— Разделяю ваше мнение, товарищ. Трое суток — и снова люди, я после комиссий и остальной ерунды сразу в отпуск уйду. А там посмотрим, пора с «земли» переводиться куда-нибудь, еще в частное агентство одно зовут…

Из вагона полезли курить распаренные спиртным коллеги, и мы смолкли.


Дождливой осенью, бродя без цели и определенных занятий, я столкнулся вечером у метро с Мухой. Он топал со службы в кожанке поверх формы, на легком газу, и был рад поболтать с кем-нибудь, взяв пивка. Я отказался от угощения, но пошел за ларек, откуда он шугнул двух бродяг-побирушек. Словоохотливый Муха делился новостями:

— Жоржик-то наш, Даун, ну — все-таки прополз наверх, не зря анус рвал, сейчас в охране порядка замначальником, потом главным будет, когда теперешний на пенсию уйдет. У вас шеф новый, откуда-то со стороны, говорят ничего мужик, хотя со своими загребами. Колян в Чечне опять, на год завербовался. Корешок твой, Сашка, опер, тоже на граждань свалил, в какой-то охране теперь. Вроде доволен, хотя после мусарни скучно. Ты сам где?

— Между небом и землей.

— Так звякни ему, — Муха не мог представить, как можно болтаться на волнах, когда вокруг полно знакомств, холяв, местечек и тем, которые следовало пробить.

— Да, найду телефон.

Координаты всех отрядовцев были записаны у меня в книжке, но общаться с кем-либо не хотелось. Визави хлебнул пенной влаги и поинтересовался:

— Чего ушел-то?

— Так, — вряд ли я мог объяснить, с чего послал вдруг обрыдшую систему и выломился из загаженного привычного гнезда наружу, в полный вакуум. Приелось.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука